— Рани… Я не всегда давал ей то, что она хотела. И она обижалась на меня за это.

— Что ты имеешь в виду?

— Скажем так, я подвел ее. Особенно когда она нуждалась во мне.

Его откровение поразило Эни. Из всего, что сказала Мира, она сделала вывод, что его брак был идеальным, а его жена — образцом совершенства, с которым она никогда не могла соперничать. И все же он говорил так, словно винил себя в несчастье Рани. Почему?

Любопытство грызло Эни, но она не хотела вторгаться в его личную жизнь. Особенно после того, как ее семья только что сделала это таким эффектным образом.

— Не могу поверить, что ты когда-либо причинил ей боль, Саймон. Чем ты ей не помог? Я никогда не понимала, как тяжело тогда было брату. Как тяжело на него давило то, что он не мог сделать больше для меня, — сказала она, указывая плечом на закрытую дверь позади нее.

— Ты сама была еще ребенком, — мягко сказал он. — Теперь я еще лучше понимаю беспомощность Викрама.

Он протянул ей бутылку воды, и она с благодарностью взяла ее.

— Ты выглядишь усталой.

Она почувствовала его взгляд на своем лице.

— Я работала три дня без отдыха. Возможно, это тоже частично спровоцировало мое паническое состояние.

— Такое с тобой часто бывает?

— Уже не так часто. У меня не было таких случаев с того вечера, когда я узнала, кто такая Мира, а до этого было несколько лет назад.

— Но это часто случалось после того, как ты… отказалась от нее?

Эни кивнула, сжимая бутылку с водой в руках.

— И до того тоже.

Она вообще не любила вспоминать о том периоде своей жизни. Это было похоже на кошмар, готовый снова вонзить в нее свои когти. Но она хотела рассказать об этом Саймону. Она хотела наконец положить этому конец.

— Мне было шестнадцать, когда я встретила… его. Мы встречались тайком. Я очень хотела убежать из семьи, и он дал мне такой шанс. Мои родители были некоронованной королевской парой киноиндустрии. Но семьи как таковой у нас не было. Пристрастие моего отца к азартным играм и три гигантских финансовых вложения мамы в возрождение ее карьеры означали, что мы были близки к банкротству. Они уже испортили детство Викрама и Вирата своими постоянными публичными расставаниями и воссоединениями. А Викрам… он пытался удержать всех вместе. Моя бабушка заботилась обо мне. А этот человек… он давал мне сладкие слова и лживые обещания.

Пальцы Саймона легли на ее запястье, словно он пытался унять ее душевную боль.

— Я даже не знала сначала, что беременна. А потом, когда узнала, скрыла это от всех. Это стало той странной навязчивой идеей, на которой я начала фокусироваться. Того человека давно не было рядом со мной. Он пропал после того, как я сказала ему, что наше богатство — не что иное, как мираж. — Эни протерла глаза. — Иногда я смотрю на Миру и думаю. Боже, как же я была наивна, что поверила ему.

— Судя по тому, что я знаю, у тебя было не самое легкое детство. Похождения твоих родителей до сих пор обсуждают. Легко понять, что ты искала внимания и стала жертвой не того парня. Мира, с другой стороны…

— Имеет самое замечательное воспитание. И она заставила тебя изменить свою жизнь и переехать в другую страну только для того, чтобы она могла попробовать свои силы в кино. Если я когда-нибудь снова решу завести ребенка, это будет своего рода… — Ее щеки покрылись румянцем, когда Эни поняла, что она сейчас сказала.

— Разве ты не должна подумать об этом, прежде чем делать предложение первому понравившемуся мужчине?

Эни старалась не принимать на свой счет его резкий тон.

— Что ты имеешь в виду?

— Что ты должна знать, что мужчина может тебе дать и чего не может, до того, как ты сделаешь ему предложение. — Он вздохнул и закрыл глаза. — Рани и я потеряли годы, пытаясь зачать ребенка. Она столько всего пережила, морально и физически. Наши отношения так и не восстановились.

Она видела, как шевельнулся его кадык, как будто признание все еще было болезненным.

— Ты должна знать, Эни, брак, дети и любовь… это то, во что я больше не верю.

Ее сердце вздрогнуло от его решительного тона. Он не просто предупреждал ее. В его словах была боль.

— Я не хотела вызывать у тебя болезненные воспоминания. — Она откашлялась, пытаясь преодолеть напряжение между ними. — Саймон, о ребенке… Я мечтала. Пока не появились вы, я никогда не задумывалась о своем будущем.

— Когда ты сообщила своей семье о беременности? — спросил он, перебивая ее.

Эни хотела, чтобы он задал ей этот вопрос. Она хотела рассказать ему, что поняла за последние три дня. Что она заведет с ним роман без обязательств в настоящем. Теперь, когда Мира знала о них правду. Но напряженные морщинки вокруг его рта заставили ее отступить.

— Я им не говорила, — сказала Эни, возвращаясь к своему прошлому. — Однажды вечером я потеряла сознание — мое давление было опасно высоким, — и Викрам нашел меня. Я знаю, что братья долго винили себя в том, что не заботились обо мне лучше.

Саймон просто слушал. И она продолжила, потому что хотела, чтобы он это знал:

— После этого я обратилась за медицинской помощью, но на самом деле ситуация не улучшилась. Мое тело и разум чувствовали себя такими… разъединенными. И я впала в очень глубокую депрессию.

— А после того, как ты родила?

Эни вздохнула:

— Это была еще одна катастрофа. Я потеряла много крови и чуть не впала в кому. Викрам еще до родов начал разговаривать со мной об усыновлении. Он сказал, что у него есть друг, который заверил его, что ребенок перейдет к родителям, которые очень хотят его. Он проводил со мной часы, говоря мне, что я слишком молода, слишком нездорова. Что это была ответственность, к которой я просто не была готова, и что мне нужно сначала позаботиться о себе.

В конце концов, я согласилась, особенно после того, как врач сказал нам, что роды будут тяжелыми. Я держала ее некоторое время на руках, глядя на ее милое личико, но у меня все еще текла кровь, поэтому меня пришлось забрать.

Саймон сжал ее руку в своей.

— Когда через два дня я пришла в сознание, ее уже не было. Период депрессии продолжался долгое время. В течение многих лет единственным чувством, которое я помню, была