Я замолчал в ожидании ответа. Динамики молчали тоже.

— Антош, ты успел? — Спросил я змея, испугавшись, что моя пламенная речь прошла впустую.

— Успел. Тут он, рядом, под землей.

— Он случайно не крот? — Спросил я.

— Я не крот. — Ответили динамики. — Я готов к прямому разговору, без экивоков. Что вам нужно?

— Антош, — я наклонился к змею и спросил шепотом, — без чего он хочет с нами говорить?

— Без двусмысленности, начистоту.

— Именно так мы и собирались с вами разговаривать. Нам не интересно общение ради общения. Мы не оттачиваем риторику или искусство спора. Вы нам рассказываете, чем занимаетесь, а мы принимаем решение, как к этому относится, и соответственно, влиять или не влиять.

— Как вы меня нашли? — Спросили динамики.

— Продолжение нашего разговора состоится только при условии прямой беседы, лицом к лицу. И у вас нет выбора.

— Я понял. Сейчас я буду подсвечивать вам галереи, по которым вам нужно идти. Или ползти. Я встречу вас в лаборатории, там разговаривать будет удобнее всего.

— Идет. Мы согласны. — Я кивнул в сторону камеры, хотя не был уверен, что мой жест интерпретируется правильно.

Кем был этот ученый, мы еще не знали. Вспыхнули лампы потолочного освещения справа от нас. Мы направились в сторону освещенного коридора.

— Будьте наготове. — Предупредил я друзей. — Не доверяю я этому мегамозгу. Ляля, увидишь кого подозрительного, сразу выталкивай, потом спросим, что им надо.

— Я уверен, он так не поступит. Он же не знает, что именно блокирует выход из мира. Считай, он у нас на крючке. — Предположил змей.

— Надеюсь. — Пришлось согласиться со змеем. Потерять возможность ходить по мирам, для такого человека, вероятно, было самой главной проблемой.

Яркий свет бежал по бесконечным коридорам, а мы смотрели через стекла на все новые и новые уродства, меняющие внешность людей. Но вот мы уперлись в стену с проемом, за которым вниз спускалась лестница.

— Ну, что ж, вниз, так вниз. — Не без доли волнения согласился я. — Ляля, спустишься, когда я тебе разрешу.

Я испугался, что нас там может поджидать ловушка. Напрасно. Ступени не проваливались, из стен не вылетали стрелы.

— Спускайтесь. — Разрешил я змею и кошке.

На этом уровне не было стеклянных стен, только белоснежные коридоры и автоматические каталки, провозившие мимо нас по желтым линиям новые экземпляры уродов.

— Тут прям конвейер какой-то. — Заметил я сходство. — У меня появляется предположение, что их не собирают по мирам, а производят здесь.

— У меня такое предположение было с самого начала. — Поделилась Ляля. — Зачем ему эта выставка, если ее никто не увидит?

— Верно.

Мимо нас проехала автоматическая каталка со странного вида человеком, похожего на шар из которого росли руки и ноги. На одной стороне лицо с огромным ртом, а на другой, судя по разделенным полушариям, задница.

— Мистер беззаботность. — Произнес я вслед ему.

— Почему? — Поинтересовалась Ляля.

— Похоже, у него две заботы, пожрать и простите, покакать.

— Не суди людей, по тому, как он выглядят. — Полез ко мне с нравоучениями Антош. — Что, если подобная форма тела удобна для мира, в котором требуется хорошая обтекаемость?

— Не буду спорить, Антош, тебе виднее. У тебя тоже, обтекаемая форма.

— У меня гибкая форма в первую очередь.

— Стоп! — Остановила наш спор кошка. — Свет дальше не идет.

Мы замерли. Вдруг, мгновенно, мы даже не успели ничего сделать, из пола поднялись прозрачные стены. Мы оказались в кубе. Антош скрутил нас, не дожидаясь моего приказа. Я медлил, желая удостовериться в том, что нам что-то грозит. Пол под ногами дрогнул, а наш куб пришел в движение, мягко провалившись вниз. Несколько секунд ускорения, заставившего почувствовать себя почти невесомыми, затем торможение. Ловушка, оказавшая лифтом, остановилась. Стены тут же убрались в пол.

Мы стояли посреди лаборатории, в которой гудело, пищало, квакало оборудование неясного предназначения. Открылась дверь и в нее вошел человек, явно произошедший от свиней. Грузный, с маленькими глазками и мощными скулами, сходящимися в розовый пятачок. Он смотрел на нас с любопытством и осторожностью.

— Рад приветствовать у себя на рабочем месте. — Произнес он без особой радости в голосе.

— Взаимно. — Ответил я.

Мы представились друг другу. До того, как он назвал свое имя, я гадал, как его будут звать, Ниф-ниф, Нуф-Нуф или Наф-наф. Оказалось, что имя его звучит намного проще, ученого звали О.

— Краткость — сестра таланта. — Сделал я ему комплимент.

— Возможно. У меня много сестер. — Ответил О, то ли шуткой, то ли сарказмом, который я не до конца понял.

— Из одного помета? — Я не полез за ответом в карман, за что получил от Ляли легкий пинок коленкой в коленку.

Мою шутку проигнорировали. Ученый свин подошел ближе. Кажется, он понял, что прямой угрозы мы не представляем.

— Чем вы занимаетесь? — Проговаривая каждое слово, спросил змей.

— Я? — О высокомерно усмехнулся. — Вкратце, чтобы не напрягать вас медицинскими терминами, скажу, я превращаю людей в тех, кем они являются, посредством мутации, выбирающей свою комбинацию в соответствии с моралью человека. С человеком высокой морали не произойдет ничего, но с человеком, чья мораль подвержена гниющему воздействию слабостей и низменных поступков, происходят различные изменения. Вы же видели всех этих несчастных?

— Видели, но признаться, решили, что это просто собранные по мирам уродства. — Произнес я.

— Хм, уродства. — Усмехнулся ученый. — Это их выбор. Это внешнее проявление внутреннего. В моем мире, меня гнобили за идею мудагена, моего изобретения, избирательного вируса, способного быть чувствительным к мозговым импульсам, являющимся для него триггером, выбирающим соответствующую комбинацию мутации. Никто не хочет быть тем, кем является. Всякий моральный урод рядится в красивые одежды и следит за собой, только бы его не сразу раскусили. Внешность обманчива, и мы покупаемся на нее, а потом бывает поздно. Из двух людей, один из которых некрасив или неопрятен, а второй безукоризнен, первое положительное восприятие оказывается на стороне второго. Я решил положить этому конец. Мы имеем право видеть сразу, кто перед нами находится. Если это сплетник, то он должен быть таким. — Свин, мановением руки подсветил капсулу с человеком, изо рта которого свешивался длинный язык. — Если врун, то он должен выглядеть так. — Подсветилась капсула с «Буратино», которого я уже видел. — Справедливо?

Ученый уставился на нас маленькими карими глазками. Прежде, чем дать ответ, стоило переварить сказанное. Эти идейные шизофреники имели свойство так преподнести свое видение, что казалось, это твое собственное и потому верное.

— Я понимаю вас, нельзя оценить глобальность моего изобретения за одну минуту. Я шел к нему многие