Шрифт:
Закладка:
Делая вид, что увлечен темой урока, я думаю о том, как избежать встречи с Дзинтаро на невыгодных условиях. Невыгодные условия — это в кругу его друзей и приятелей, там, где он имеет авторитет. Да, сам Дзинтаро не похож на человека, который нападет со спины, или будет пинать упавшего или толпой на одного, но в толпе, в группе, в стае молодых хищников вещи легко выходя из-под контроля. Уверен, что он и издеваться над Томоко не хотел, это у него фрустрация и разочарование вылилось в такую вот форму, но он не понимал, что подобная ситуация легко могла превратиться в групповое изнасилование девушки, например. Вот что должно было произойти, если бы она сняла с себя лифчик? Конечно, требование снять все. А если бы она и на это пошла? Толпа чувствует жертву, чует слабость как хищник чует кровь. Если бы Томоко не пошла в каморку для инвентаря, если бы она, услышав требования «расстегни блузку» — сразу и решительно послала бы всех лесом — ситуация была бы совершенно другой. Ну, поругались бы Дзинтаро и Томоко — и всего лишь. Все бы об этом на завтрашний день забыли. Но как только она стала расстегивать блузку, уступая требованиям — толпа завелась. Каждый по отдельности — хороший парень, я уверен, и такая ситуация на холодную голову никому из них не понравится. Но вот в толпе, когда горячая молодая кровь и животные гормоны бьют в голову — они перестают думать. За них начинает решать коллективный разум… который объединяет их всех. А что может быть общего у ботаника, который коллекционирует мангу, спортсмена, который думает о соревнованиях, отличника и культурного мальчика? Общее у них только основание пирамиды Маслоу, а в основании этой пирамиды нет места совести или самореализации или культурному коду, жалости и прочим наворотам цивилизации. Общим желанием толпы было — развлечься, увидеть сиськи, унизить, испытать сладость власти над человеческим существом, пребывая при этом в безопасности. А отсутствие сопротивления только убеждает их что все они делают правильно. Так что в той самой кладовке я защитил не только Томоко, но и всех остальных — того же Дзинтаро, ведь случись что — он бы отвечал за весь этот бардак. Хотя слышал я, что здесь жертвы таких вот происшествий — предпочитают умалчивать о происшедшем, что, конечно, ненормально.
В любом случае — даже если сам Дзинтаро сейчас хочет справедливого ритуального поединка для восстановления своего социального статуса в классе, — еще не факт, что все пойдет так как он думает. Мне в принципе не хотелось принимать бой сейчас, когда у меня заведомо невыгодное положение, но если придется — то лучше провести его не в окружении его друзей, которые могу и вмешаться. Как вариант — попросить Хироши привести побольше зрителей, он парень продувной, он еще и билеты на представление впарит. Поглазеть на такое событие никто не откажется, а значит ситуация будет более контролируемой, ни сам Дзинтаро, ни его дружки не станут нарушать правила поединка в таком вот случае. Хорошо.
Но мне хотелось бы избежать всех этих поединков хотя бы на некоторое время и для этого есть только один выход. И этот вариант даст мне как возможность восстановиться и хотя бы немного привести в порядок свое тело, а также оградит меня от других желающих поправить свой социальный статус поколотив меня. Решено — на перемене подойду к Дзинтаро первым. Хотя бы потому, что бегать от него утомительно и непродуктивно. И унизительно.
— Класс! Встать! — командует наша староста, Наоми: — Поклон! Спасибо за урок, сенсей! — мы послушно встаем, кланяемся и гудим привычную фразу «аригато годзаримашта, сенсей!». Я думаю о том, что вот так и тренируется покорность и следование социальным нормам в Японии — всеми этими поклонами и «позаботьтесь обо мне пожалуйста», структурой иерархии, где с самого детства приучают думать, что начальник, сенсей, старший — всегда прав. Да половина аниме и манги имеют героя, который не подчиняется этим самым социальным нормам и бросает вызов своим поведением — видимо это своего рода морально-этическое порно. Сами японцы не могут так, вот и реализуются, читая или смотря такие сюжеты.
— О. — как только учитель уходит за дверь под запоздалый «динь-донн-динь», рядом с моей партой материализуется Хироши: — слушай, Кента, я тебе уже говорил, что ты — классный друг и все такое?
— Денег нет. — я сразу же обламываю его надежды на халяву.
— Жаль — грустит он: — но вообще я не только о деньгах. Я…
— Погоди-ка, мне кое-что сделать надо — говорю я, вставая: — потом продолжим. — и я иду туда, где у окна стоит Дзинтаро со своими двумя приятелями. Они о чем-то говорят и хохочут — слишком громко, чтобы это звучало вежливо. Когда я слегка заведен, такой вот смех действует на меня как красная тряпка на быка. В голове сразу проносится мысль — подойти поближе и наклоном-поворотом головы вперед — снести ему переносицу, вдавив ее в лицо, а когда он схватится за нос и наклонится — схватить его за шею и всадить колено — еще раз, туда же. Возможно, локтем или основанием ладони, ребром кулака — по затылку. Поднять его за шиворот и вдавить этот мерзкий смех ему в глотку, заставить подавиться им… и я выдыхаю.
Отлично, думаю я, такие вот мысли — первый признак, что тело Кенты стало перестраиваться и в ответ на стресс реагировать агрессивно. Тестостерон, адреналин, это все нам сейчас нужно, пусть вырабатываются. Нельзя отбивать у тела первые реакции такого вот рода. Нужно их поощрять. Мысли — это только мысли, так? Неверно. Мозг часто не может отличить воображаемое от реального и если ты часто прокручиваешь в голове свою победу — он будет верить что ты победитель. И выделять гормоны, которые помогают тебе чувствовать себя таким, становиться сильнее, наращивать мышечную массу, быстрее реагировать на опасность.
— Чего тебе? — поднимает взгляд Дзинтаро. В его глазах — чистая, незамутненная ненависть. Вот и нажили мы себе первого врага, Кента-кун, но ты не переживай, их у нас еще много будет, мелькает мысль и я отодвигаю ее в сторону, сейчас мне нужно сосредоточиться.
— Дзинтаро-кун — говорю я: — мне кажется, что у нас с тобой остались… нерешенные вопросы.
— Остались — кивает тот: — мне надо тебе голову отвернуть. Тот раз был случайностью и ты это знаешь. Я хочу реванша.
— Конечно — отвечаю я: — давай разберемся раз и навсегда.
— Отлично — он встает с подоконника: — пошли сейчас?
— У меня растяжение руки — показываю ему забинтованное запястье: — ты же не хочешь, чтобы результатом была еще одна случайность? Хочешь победить как мужчина?
— Что? — он смотрит на бинты, потом пожимает плечами: — ну так лечи свои болячки. Как будешь здоров — я набью тебе морду в любое время.
— Договорились — киваю я: — тогда до встречи — и я разворачиваюсь. Иду к своей парте и только сейчас замечаю, что в классе стоит тишина. Все провожают меня взглядами. В основном сочувственными, но были и сомневающиеся. Томоко на первой парте опять сжалась в комочек. Надо будет с ней поговорить… если, конечно, она не против. Хотя фотография, которую она мне прислала в выходные — как минимум говорит о том, что она не против общения, но, видимо — не в школе. В школе она демонстративно избегает меня и даже не поздоровалась с утра. Хотя с Кентой никто особо и не здоровался, но от нее-то я ожидал хоть какого-то приветствия. Впрочем, спишем на культурные заморочки аборигенов.