Шрифт:
Закладка:
Одна из причин, по которым в российской тактической доктрине пуля была «дурой», заключалась в том, что ее наличие побуждало солдат расходовать боеприпасы. По мере повышения скорости стрельбы во второй половине XIX века эта проблема становилась все серьезнее. Боязнь пустой траты солдатами дорогостоящих боеприпасов сказывалась в докрымскую эпоху на всей организации подготовки и снабжения армии, а руководящими принципами стали экономия и строгая отчетность в снабжении. Это еще сильнее сузило и без того ограниченные тактические преимущества, которые давала стрельба. В Николаевскую эпоху пороха и свинца, выделяемых на человека для зарядов, хватало лишь на десять патронов с пулей и 60 холостых патронов. Артиллерийские подразделения, которые выдавали порох и свинец, несли ответственность перед казной за превышение сумм. По словам одного американского официального лица,
от каждого солдата, которому выдают сорок патронов, требуют строгой отчетности, он несет за них личную ответственность и, если только не происходит настоящего столкновения с врагом, должен каждый вечер сдавать пустые гильзы оружейнику, который возвращает их ему утром перезаряженными, что непременно проверяет офицер [Norton 1882: 301][94].
Стрелковая практика оставляла желать лучшего. Для учебных занятий вместо свинцовых пуль использовались глиняные, царапавшие стволы мушкетов. На тренировках и стрельбах пули применялись по несколько раз. (После Крымской войны выделять патроны для стрельбы стали более щедро: вместо трех патронов каждый солдат получал 50 для гладкоствольных ружей и 225 – для винтовок.) «Главная масса пехоты почти вовсе не умела стрелять, иначе как залпами холостыми патронами при какой-либо церемонии. В год на стрелка отпускалось 10 боевых патронов, да и те не расходовались на прицельные стрельбы» [Федоров 1938–1939,1: 5–6][95]. Неудивительно, что обучение русских солдат шло очень тяжело и что они особенно медленно обучались обращению с огнестрельным оружием; даже в первоклассных частях, скажем гвардейских и гренадерских, меткость ружейной и артиллерийской стрельбы была совершенно неудовлетворительной.
Поражение в Крыму
Поражение непобедимой, казалось бы, России в Крымской войне потрясло всю державу. В числе главных причин неудачи были недостатки стоявшего на вооружении огнестрельного оружия. К тому же его неэффективность усугублялась недостатками в обучении солдат, неудовлетворительным техническим обслуживанием и ремонтом. Более того, вооружение русской пехоты технически отставало от вооружения союзников. К 1852 году Россия справилась с переделкой кремневых ружей в ударные мушкеты, но «переделочных» мушкетов хватало лишь для действующей армии. По словам британского обозревателя, «мануфактуры Тулы, Златоуста и Санкт-Петербурга вряд ли способны восполнить ежедневные потери». Многие солдаты все еще были вооружены кремневыми ружьями, причем находившимися в столь плачевном состоянии, что российское правительство вот-вот «могло увидеть свои армии с непригодными для стрельбы мушкетами»[96]. Однако главная слабость заключалась не в системе замков, а в устройстве стволов: в то время как западные державы перешли на нарезные стволы, обеспечивавшие более меткую и дальнюю стрельбу, русская пехота была вооружена почти исключительно гладкоствольными мушкетами. По оценкам генерала Тотлебена, не более 5 % российских войск в Крыму имели нарезное оружие, в то время как треть французской и половина британской пехоты были вооружены винтовками [Зайончковский 1852:25; Beyrau 1984:100; Showalter 1975:99]. К концу войны британские полки снабжались энфилдовскими винтовками, использовавшими пули Минье, – последним, высшим достижением дульнозарядной системы ружей. Часто приводятся данные о том, что в битве при Альме у русской армии численностью 35 000 человек имелось 2 000 винтовок, а у французских и британских солдат – 15 000 винтовок. К концу войны винтовки получили 13 % российских пехотинцев, тогда как 80 % оставались вооружены ударными гладкоствольными ружьями, а 7 % все еще воевали кремневыми ружьями. Военный историк Федоров негодовал: «…все эти недостатки были немыслимы у союзников, прекрасно вооруженных и обильно снабженных всем необходимым» [Федоров 1904: 145][97].
Это означало, естественно, что в бою русские солдаты оказывались в заведомо проигрышном положении. Их гладкоствольные ружья били всего на 300 ярдов, причем в цель попадала только пятая часть пуль. Союзники, чьи винтовки имели дальность действия до 1200 ярдов, могли вести огонь по самым удаленным артиллерийским позициям. Даже у гладкоствольных французских ружей дальность стрельбы достигала 600 ярдов. Описывая катастрофическое для русских сражение у Черной речки, американский посланник в Санкт-Петербурге Томас Харт Сеймур сообщал: «Русские потеряли нескольких своих лучших генералов: до них дотянулись кровожадные [пули] Минье»[98].
Крымская война продемонстрировала возрастающую роль стрелкового оружия. Но русская тактика, основанная на старом оружии и устоявшихся методах обучения, не соответствовала требованиям нового оружия, подобного тому, каким обладали англичане и французы. По словам Сирила Фоллса, превосходство британцев в стрельбе (не только в качестве оружия, но и в умении им пользоваться) позволяло пехоте действовать тонкими линиями. У французов передвижению колонн предшествовали застрельщики. Русские, напротив, продолжали отдавать предпочтение скоординированному движению глубоко эшелонированных масс в тесном строю и не придавали значения меткости стрельбы и действиям отдельных отрядов вне строя. «Их пехота была храброй и выносливой, но при этом медлительной и тупоголовой, а действия в плотном строю не позволяли ей полноценно использовать свою огневую мощь» [Falls 1953: 26; Showalter 1975: 99].
Не лучше было и состояние артиллерии. Поскольку британские и французские винтовки могли поражать цели на больших расстояниях, пушки потеряли возможность прикрывать пехоту. Пехота же из-за той же малой дальнобойности не могла защищать свою артиллерию при Альме и Инкермане, и поэтому, как писал Брюс Меннинг, «вражеские стрелки безжалостно расстреливали русские артиллерийские расчеты, которые осмеливались сопровождать пехоту в атаку» [Menning 1984: 39]. Неудивительно, что артиллеристы несли мало потерь от снарядов противника – почти все жертвы среди них пали от винтовочных пуль.
Как сформулировал Б. Лидделл Харт, «русские практиковали громоздкие построения в стиле плац-парада и перемещались по полю боя плотными массами, не принимая во внимание усовершенствования в огнестрельном оружии» [Liddell Hart 1960: 322][99].
После начала Крымской войны российское правительство приняло ряд мер по увеличению поставок большего количества современного огнестрельного оружия. Во-первых, определенный технический прогресс был достигнут собственными силами уже в ходе войны: был уменьшен калибр
