– Хорошо, тогда у меня есть для тебя сюрприз, – он потянулся к чемодану.

– Ещё один? Ты в курсе, что новый год не скоро, Дедушка Мороз?

Матвей вытащил сложенный вдвое лист бумаги и протянул мне. Это был его рисунок – ладони и пальцы рук, формирующие фигуру сердца. Признание.

– Я понимаю, что, возможно, ещё рано, но я абсолютно уверен, что люблю тебя. Я не жду сейчас ответного признания, понимаю, ты не готова. Но знай, что мои чувства такие и это уже не изменится.

Я не знала, что сказать. Мои чувства были не настолько сильны и врать не хотелось. Он лукавил, говоря, что не ждет от меня таких же слов – его глаза говорили об обратном. Уверенный мужчина, которого я видела на фото, исчез, уступив место юноше, который раскрыл своё сердце и очень боялся получить очередной удар.

– Матвей, я действительно не могу пока сказать того же – слишком мало времени прошло. Но ты особенный для меня, и я точно знаю, что ни к кому не испытывала того, что испытываю к тебе, – я говорила искренне. Он был не такой, как все, и ни с кем мне не было так хорошо. Но говорить «люблю» было слишком рано. Мы так хорошо изучили интонации друг друга, что лучше любого детектора лжи определяли, когда один из нас недоговаривает. К тому же я не умела врать. Поэтому выбрала сказать искреннюю правду, чем красиво обмануть – он бы всё равно почувствовал ложь.

– Сейчас мне этого достаточно.

Глава 23. Ты веришь в чудо?

Следующий день мы надеялись провести в беззаботной прогулке по городу, но спустя несколько часов после завтрака меня скрутило от приступа цистита. Подобное воспаление случалось со мной всего раз, когда в университете отправилась в поход с друзьями на Селигер – холодные воды озера в сочетании с походными условиями доконали мой неподготовленный организм. Но что стало причиной сейчас?

Венерология исключалась, Матвей приехал со справкой, что полностью здоров. Конечно, это было мое требование, а не его добрая воля, но никто не позаботится о моем здоровье, кроме меня. Даже медицинское образование не отменяло типичную мужскую логику: ничего не беспокоит, значит, я здоров.

Гулять в таком состоянии было невозможно, но Матвей не сильно расстроился: из-за похолодания даже мне было некомфортно, а он почувствовал себя телепортированным в зиму. Пасмурное небо угнетало, как будто природа печалилась вместе с нами и моему циститу, и предстоящей разлуке, до которой оставалось меньше суток. Короткий разговор с мамой поставил диагноз: мы перестарались с близостью, так бывает. Закинувшись обезболивающим, я отправилась в ванну. В тепле приступы переносились легче. Матвей сидел рядом и веселил меня сначала историями пациентов, а потом включил музыку на айфоне. Он обожал Coldplay и их песню Magic.

– Если бы я умел писать песни, именно такую я бы написал для тебя.

Call it magic

Call it true

I call it magic

When I’m with you

And I just got broken

Broken into two

Still I call it magic

When I’m next to you

And I don’t, and I don’t, and I don’t, and I don’t

No, I don’t, it’s true

No, I don’t, no, I don’t, no, I don’t, no, I don’t

Want anybody else but you

Впоследствии он сказал, что именно в тот момент, когда я сидела в ванне и через раз скулила, он понял, что я полностью ему доверяю.

– Тебе было больно, но ты не спряталась от меня, не закрыла передо мной дверь, а позволила быть с тобой.

Для меня тоже много значило, как он себя повёл. Не отмахнулся от проблемы, в которой ничего не понимает, не залег на кровать с телефоном, пока я пыталась вернуться к физической дееспособности, не требовал заниматься любовью – наши отношения действительно были чудом. Каждое слово в этой незамысловатой песне было про нас. Хоть Матвей и торопил события, мы оба были влюблены. Каждый ощущал себя частью чего-то большего, чем он сам, и моя боль стала его болью. Наши чувства казались уникальными и вечными.

Когда мне стало лучше, Матвей предложил созвониться с его родителями по видео. Для меня это стало полной неожиданностью. На экране айфона появилась семейная пара. Я уже видела его родителей на фотографиях. Он, конечно, пошел генами в отца, потому что совершенно был не похож на маму. Маленькая изящная блондинка, похожая на Дайан Китон,13 улыбалась в камеру, и невозможно было предположить, какой путь она прошла после отъезда из Ташкента до получения гражданства и семейного счастья. Мне хотелось подружиться с ней, нравиться ей. Обычно меня и так все обожали, включая родителей подруг – для них я была воплощением здравомыслия. Но в тот раз ситуация отличалась. Матвей пролетел ради меня полмира, и я не забыла, что его поездка не вызывала у мамы большого восторга. Хотелось убедить её, что я действительно влюблена в её сына, а не рассматриваю его как шанс на иммиграцию. Отчим тоже был невысоким. По общей фотографии, которую Матвей мне показывал, я предположила, что и отчим, и мама Матвея с меня ростом. Отчим производил впечатление довольного жизнью и успешного мужчины.

Из-за проблем со связью долгого разговора не получилось. Кроме «Здравствуйте» и «Рада познакомиться» я сказала буквально несколько слов. Остальное время говорил Матвей, рассказывая, как долетел и как хорошо он проводит время. На вопрос его мамы, счастливы ли мы, хором ответили: «Да!» Что вызвало у нее расслабленный смех, как мне тогда показалось. Весь разговор я крепко сжимала руку Матвея, стараясь снять напряжение и волнение. Он был лишен такой привилегии накануне, но сам на этом настоял.

Попрощавшись с родителями, мы ушли в кино. В ожидании сеанса сидели в фойе кинотеатра, взявшись за руки. Спустя два дня всё ещё хотелось физически ощущать присутствие друг друга, этот голод мы не утолили, поэтому постоянно искали возможность прикоснуться. Я бы обвила его ногами со всех сторон, но это было неуместно. Сложив наши ладошки как в молитве, увидели, что его пальцы выглядывают из-за моих почти на фалангу. Даже у папы ладони меньше.

– Никогда не думала, что у меня такие маленькие ладошки.

– У тебя прекрасные ладони, самые красивые и аккуратные. И чего ты ворчала, что у тебя не тонкие пальцы, смотри, как изящные!

– По сравнению с твоими пальцами, мои… ну не сардельки, конечно… но в общем, не такие длинные и тонкие как у тебя!

– Таких как у меня вообще ни у кого нет.

Мне очень нравились его ладони. До знакомства с Матвеем я даже не понимала, насколько обращаю внимание на мужские пальцы и красоту рук. Я надеялась, что смогу когда-нибудь увидеть его в работе, как ловко он обращается с инструментами в операционной, как держит шприц и прочие медицинские приборы, названия которых мне неизвестны. То, что эти пальцы делали с моим телом, я уже знала, и одна мысль об этом заставляла чувствовать приятную тяжесть внизу живота. Короткие чистые ногти делали его ладони совершенными. По долгу работы Матвею особенно было важно поддерживать гигиену ногтей и маникюр был необходимостью. Среди его сокурсников это было нормой, а хирурги так и подавно вне зависимости от пола регулярно посещали салон. С этого момента у меня появился фетиш. Руки любимого мужчины стали эталоном. И если длина и форма пальцев зависели от генетики, то ухоженность рук полностью зависела от мужчины. Вопреки стереотипам, это не делало его менее мужественным. Ухоженным рукам хочется доверять, чувствовать их прикосновение, силу и нежность. В конце концов, это просто красиво. Почему общество навязывает женщинам, что, даже вынося мусор, нужно выглядеть как королева, а мужчин, которые делают маникюр, сразу записывают в представителя нетрадиционной ориентации?

«Интересно, а какие ладошки будут у наших детей?» – внезапно задумалась я, но испугавшись этой мысли, тут же отогнала её. Как-то преждевременно о таком думать, хотя любопытно, чья генетика