Кто она? В ней его ребёнок? Его же? Его???

Господи, неужели для Руслана я ничего не значила?

Он спал с ней?

Он зачал ребёнка в нашей постели?

Зачем ему наследник от другой?

Сволочь! У тебя есть дети! Твои дети! Двое! Твоя родная плоть и кровь! Зачем тебе чужой?

Ты же не любишь её? Не любишь! Правда, не любишь…?

Рус… Руслан… Ты же не можешь её любить!

Ненавижу…

— Ну да. Конечно же, хочешь увидеть папку. Ясно, как божий день! — сетует Тома, наполняя ванну горячей водой.

— Об отце ты тоже не подумала? Твоему Исаеву не пришлось бы тестю врать, что ты умерла. Тьфу! — эмоционально сплевывает няня. — Интересно, что Георгий на это скажет?

Отвлекаюсь на её слова. Подняв с колен зарёванное лицо, нервно выцеживаю:

— Гера мне не муж…

— Конечно, не муж, — Тома откровенно язвит, защищая Геру. — Он лучше. Он святой! Он — твой Ангел хранитель! А ты… — запнувшись, подбирает слова. — Не знаю, как точнее выразиться. Ты… Неблагодарная истеричка.

— Хватит, Тома! — эмоции, что копились в груди, внезапно вырываются из меня криком. В мозге что-то лопается, растекается по виску жгучей болью. Пробую растереть шишку пальцами и тихо стону. — Не видишь, как мне хреново? Не читай мне нотации. Дай мне спокойно умереть.

Опустив голову на колени, ещё крепче обнимаю себя. Сотрясаясь в немом плаче, до боли вгрызаюсь в губу. Солёный привкус расплывается по рецепторам языка. Сглатываю, ощущая горечь потери.

За что мне это? За что?

Зачем я увидела его с другой?

Как теперь пережить эту несоизмеримую боль?

Душа по новой разодрана. Нервы сожжены. Сердце — в клочья.

Чувствую себя выжженной пустыней с засоленной растрескавшейся почвой.

Откуда брать силы?

Одиннадцать месяцев работы над своими эмоциями пошли коту под хвост, как только я нырнула в его глаза.

Похоже, я в них снова утопилась…

Захлебнулась…

Ушла ко дну…

— Детей кто будет кормить? Монстриха… — няня смягчает тон. Подойдя ко мне, Тома подхватывает за подмышки. — Давай-ка, Машуня, вставай, детка. Примешь горячую ванну и в постель. Тебе нельзя болеть.

— Вряд ли я там долго пролежу, — хриплю, поднимая на женщину обречённый взгляд. — Я подставила Милану. Наверняка мой муж уже знает правду. Сейчас примчится и устроит здесь апокалипсис века…

Глава 13. Долгожданный гость

Маша

Десять вечера.

Укрывшись пледом, сижу в кресле у горящего камина. Гипнотизирую взглядом телефон, пью приготовленный Томой чай для лактации.

Одиннадцать исходящих звонков. Мила ни разу не ответила. Если обиделась, я, конечно же, её пойму. Но, блин… Как так можно, вообще? Она же знает, что я волнуюсь. Сама же предложила уехать, если что-то пошло бы не так.

Ситуация действительно вышла из-под контроля. Я едва не подставилась.

Неужели так сложно ответить? Прислать эсэмэску? Написать хоть слово, в конце концов!

Допиваю свой чай. Отправив чашку на кофейный столик, устремляю взгляд на языки пламени. Огонь в камине успокаивает. Вводит в состояние умиротворения. Правда ненадолго.

Через несколько минут я вздрагиваю от раздавшегося в холле дверного звонка.

Только что упорядоченные мысли суетливо сбиваются в кучу. Одна страшнее другой. Сердце принимается колотиться как бешеное.

Кто там? — прикидываю я. — Милана?

Вряд ли она приедет в такое позднее время.

Боже мой, только бы не Исаев…

А если Дан? Неужели он так быстро меня вычислил?

Номера машины, на которой нас угораздило засветиться, записаны на моё ненастоящее имя. Но что стоит безопаснику сложить дважды два и пробить адрес Геры?

Господи…

Вот это я влипла.

— Тома! — вскрикиваю, подрываясь с кресла.

Плед путается в ногах. Едва не зарываюсь носом в пол. Лечу к двери, опережая няню. Сердце выпрыгивает через горло, забивая дыхательные каналы. Увидев на экране монитора знакомые лица, мгновенно погружаюсь в оцепенение.

Минута… Вторая… Третья… Четвертая… Пятая…

Я продолжаю находиться в ступоре. По позвоночнику катится огненная волна, плавит ледяную сетку, сковавшую мне спину секундой ранее.

— Маша? Машенька? — голос Томы врывается в моё сознание напуганными нотками. — Что случилось? Кто там? Что с тобой?

Повторный звонок видеодомофона вынуждает отвиснуть.

— Не может быть… — сиплю я, дрожащими пальцами нажимая на кнопку со значком ключа. — Господи… Боже мой… Боже… Боже… — лепечу, следом проворачивая дверные замки.

Щелчки глухо бьют по мозгам. Зрение замыливается от слёз. Горло, зажатое спазмом, не даёт мне возможности нормально говорить и дышать.

— Тома, там папа… Папочка мой… Папуличка… Кровиночка моя. Милочка привезла. Папочка приехал. Папка мой приехал. Родненький мой… Папа! — вытолкнув из груди громкие эмоции, распахиваю дверь. Вылетаю на порог в одной пижаме и комнатных тапках. Морозный воздух мгновенно обжигает лёгкие. Позабыв обо всём, отсчитываю ногами заснеженные ступеньки и несусь навстречу гостям.

— Вернись! Оденься! — доносится за спиной. — Заболеешь, сумасшедшая… Дети! Грудь!!!

* * *

Боже мой, Тома, я ждала этого момента столько месяцев! Каждый день мечтала о том, как увижу отца, обниму, расскажу ему о себе, о детях. И вот он здесь! Как я могу стоять на месте, когда сердце выламывает рёбра? Рвётся из груди к папе, как сумасшедшее. Буквально тащит меня к нему! Словно к магниту магнит.

Добегаю к трём приближающимся фигурам. Мне не терпится броситься отцу на шею, но в последний момент я сдерживаю себя. Резко торможу в метре от папы и друзей. Видно, что отец не настолько крепок после болезни. Определённо не сможет удержать равновесие. Мы оба упадём на землю.

Милана с мужем ведут его под руки, останавливаются рядом. Лицом к лицу. Скрип снега стихает. Напряжённое безмолвие, возникшее в застывшей паузе, нарушает моё срывающееся дыхание. Чувство жжения в гортани усиливается из-за мороза. Во рту пересыхает. Я сглатываю через боль.

Боже мой, что же я молчу?

— Папа… — мой дрожащий голос разрезает повисшую тишину. — Здравствуй, родной…

С судорожно бьющимся сердцем в груди выхватываю отцовский настороженный взгляд и тут же понимаю, что он меня не узнаёт.

Господи, неужели он не чувствует связи между нами?

Считает меня чужой?

Изучая моё лицо при тусклом свете фонаря, отец прищуривается. Будто пробует вытащить из закромов памяти хоть какие-то воспоминания. Но не выходит.

Вижу, что у него ни черта не выходит! Из-за этого мне хочется поднять голову и громко закричать прямо в небо, как всё это несправедливо! Я готова разрыдаться прямо сейчас.

Мои протянутые к нему руки так и продолжают висеть в воздухе и трястись. Он к ним не прикасается. Лишь с опаской поглядывает. То на меня, то на мою подругу.

— Милана, кто эта девушка? — будто в кипяток окунает