просто ищет подходы к нашему папе.... напишет что угодно, назовет мои работы шедеврами, лишь бы тот ему был чем-то обязан. Нет уж, не хочу еще и в живописи быть папенькиной дочкой". Настя слушала их вполуха, ей это все было неинтересно, потому что утром по дороге из дачного магазинчика она заметила свежую афишу с портретом своего кумира, и теперь думала только о том, как бы вечером отпроситься у Лидии Львовны в кино. Радость ожидания добавляла красок и без того яркому дню, запах малины кружил голову, и все казалось простым и возможным. Вот если бы вдруг, мечтала Настя, он появился сейчас на дороге, ведущей к их даче, она выбежала бы ему навстречу, и они поцеловались бы в губы, - так же, как он целовался в финальной сцене своей последней картины. Только на этот раз героиней была бы Настя, и все было бы по-настоящему, и целовались бы они не так, как в фильме - пять секунд перед самыми титрами - а долго-долго, пока дыхания хватит. От этих мыслей сердце билось сильно и часто, толчками гнало разгоряченную кровь, поджигало румянцем щеки, а Лидия Львовна накладывала на холст мазок за мазком и хвалила Настю за то, что у нее такое одухотворенное лицо...

Пойти в кино ей в тот день не удалось - неожиданно приехал из города Томочкин муж, привез с собой приятеля-коллегу, Томочка пригласила еще несколько знакомых дачников, и Насте пришлось весь вечер готовить и обслуживать застолье. Поглощенная хлопотами, она не обращала особого внимания на окружавших ее людей, запомнились только отдельные сценки: то Лидия Львовна выговаривала сестре на кухне "ну зачем, зачем ты приволокла Полищука! я же сказала, что не хочу даже слышать об этой выставке!"; то Томочкин муж, указывая на одного из молодых соседей-дачников, громко советовал Лидии Львовне: "присмотрись, выгодный жених - изобретатель, гений, парадоксов друг!"; то после ужина, когда окна уже налились серебристым сумраком белой ночи, Лидия Львовна тихо говорила про кого-то Томочке "не придет твоя знаменитость, зазнался уже", а та так же тихо возражала "совершенно не зазнался и обязательно придет, раз обещал".

А потом усталая Настя мыла посуду на летней кухне и слушала доносившиеся с террасы мужские голоса - там "гений" и Томочкин муж курили и рассуждали о каких-то тахионах, которые могут летать быстрее света, и гадали, откуда они берутся, возникают ли сами по себе или это результат трансформации каких-то других, более медленных частиц, и сколько энергии должна медленная частица для такой трансформации отдать, и превратится ли она сразу в сверхбыструю, или сначала станет квантом света, и только потом преобразуется каким-то образом в этот самый тахион и окажется по другую сторону светового барьера... Настя, хоть и была отличницей в своем медучилище, почти ничего в этом умном разговоре не понимала, но потом они вдруг как-то вывернули из всего этого на человеческое сознание и стали спорить о том, материально ли оно и если да, то куда же девается после распада мозга - и ей как-то незаметно стало все понятно и очень интересно, потому что она и сама часто задавала себе такие же вопросы, особенно когда думала о покойных родителях. "Гений" считал, что сознание материально и что как раз частицы этой неизвестной пока науке "сознательной" материи и могли бы быть исходным материалом для тех, что летают быстрее света, потому что только сознание обладает способностью отдавать свою энергию для созидания, и при этом не распадаться, а наоборот, усложняться, набираться сил и совершенствоваться. "Чем щедрее твое воображение, чем больше образов ты создал, придумал, подарил нам всем, поделился, тем больше у твoeго сознания шансов уйти за барьер, понимаешь?" - доказывал он, размахивая руками, и огонек его сигареты раскаленной точкой метался в полутьме. А Томочкин муж в шутливом ужасе хватался за голову и обзывал "гения" то идеалистом, то вульгарным материалистом, и кричал, что инженеры-практики не должны лезть в теоретическую физику, и что он вообще не понимает, как его приятель с такими дикими взглядами ухитрился сдать диамат и научный атеизм, - ведь от этой псевдонаучной бредятины всего один шаг до веры в существование бессмертной души и высшего разума...

Но все это - и гости, и их разговоры, - было неважным, важное случилось позже, когда она вышла на участок набрать воды из колодца. Воздух тонко звенел от комариного писка, и курильщики давно сбежали с террасы в гостиную, вокруг было тихо и пусто, только мелькало между соснами светлое пятно - там шел по дороге какой-то молодой мужчина в белой рубашке. Когда он свернул к их даче, Настя сообразила, что это и есть тот запоздалый гость, которого ждали сестры, заспешила навстречу, чтобы открыть задвижку, подбежала почти к самой калитке - и только тогда разглядела его лицо....

Это был он, ее кумир.

От неожиданности у Насти сильно, резко заломило в груди - сердце будто стиснули жесткой рукой, дыхание пресеклось. Она оступилась, потеряла равновесие и, неловко взмахнув руками, тяжело шлепнулась задом на дорожку.

Это было совсем не похоже ни на фильмы, ни на ее дневные мечты. От стыда хотелось стать незаметной, съежиться, уползти - но она почему-то не могла даже пошевелиться, будто кто-то приказал ее телу "замри". А кумир быстрым движением распахнул калитку и бросился к ней:

- Вы ушиблись?

"Этого не может быть, - думала Настя, глядя на склоняющееся над ней такое знакомое, такое любимое и в то же время такое чужое лицо. - Не может быть. Это все происходит не со мной. Или со мной? Неужели это не сон?!"

А он тем временем ухватил Настю одной рукой за талию, другой под локоть и попытался приподнять:

- Попробуйте-ка встать. На ногу наступить можете?

Прикосновение его ладоней обожгло. Настя вздрогнула всем телом, вцепилась в сильные, осторожно тянущие ее вверх руки, позволила поставить себя на ноги.

- Больно? - спросил он.

- Не очень...

Они стояли почти вплотную друг к другу. Настя вдыхала его запах, чувствовала тепло его тела и наконец осознала, поверила, что это все наяву, по-настоящему. Стыд и неловкость стремительно таяли, сменяясь ощущением огромного счастья. Дача, гости, брошенные у колодца ведра, звенящие в воздухе комары - все это перестало существовать. Во всем мире остались только он и она, отретушированные тусклым светом белой ночи - финальный кадр черно-белого фильма, хэппи-энд...

- Что здесь происходит?

Лидия Львовна стояла в двух шагах от них.

Исчезнувший мир вернулся