кто-то подгонял размеры, изгибы, вылепливая наши тела. Рядом с ним я совсем маленькая и хрупкая, а он будто становится взрослее и сильнее, еще мужественнее и жестче. В нем дремлет звериная натура. И я обязательно ее разбужу. Я хочу почувствовать, как он слетит с катушек от страсти. Хочу свести его с ума.

Потому что именно в этом жизнь. Настоящая, безжалостная, но прекрасная, наполненная болью, жаждой, отчаянием, светом, мглой, страданием, победами жизнь.

13 сентября 1987 года, воскресенье

Во второй раз он уже более раскрепощен. В нем нет ни капли сладости. Он не пытается меня завоевать дешевыми способами. Постепенно он раскрывается, проявляет свое истинное нутро. Сегодня мы гуляли по базе. Я поздоровалась с начальником, перекинулась с ним парой фраз. Кажется, слегка флиртовала. Так Аксель буквально втолкнул меня в комнату, закрыл за нами дверь и прижал меня к стене. Ох, пишу — и мурашки по коже. Так это было сладко. Так это было волнующе! К сожалению, после нескольких минут властного поцелуя он отступил. И ушел бы, если бы я не утянула нас в постель.

Самообладание у этого парня чудовищное. Не понимаю, за счет чего он его сохраняет. Такой молодой.

Он меня воспламеняет. Пробуждает во мне не только страсть, но и азарт. Как будто я всю жизнь ждала именно такого мужчину: холодного и отчужденного снаружи, но трепетного и сломленного внутри. Что значит «как будто»? Я точно ждала такого, искала такого. Чем глубже бездна, тем интереснее, а он поистине бездонен.

Глава восьмая

НАСТОЯЩЕЕ. АКСЕЛЬ

Кафе «Бархат»

Анна множество раз рассказывала ему о тех защитах, которые выстраивает психика, чтобы уберечь себя от лишних травм. Тогда ее слова казались ему совершенно лишними. Он был молод, даже юн, влюблен и думал, что их отношения продлятся вечность. Идеализировал ее, себя, саму жизнь, не понимал, что не все подконтрольно его воле. А сейчас отчетливо видел, что к настоящему он буквально вытеснил из памяти и жизни все, что было связано с теми проявлениями этой женщины, которые не укладывались в его хрупкий мир. Он и сейчас расщепляет близких людей, готовый взаимодействовать только с той частью, которая полезна или хотя бы безвредна. И отчетливо проследил эту тенденцию на примере журналистки.

Мысли о Лорел Эмери его раздражали. Ее страстность и готовность в любой момент уйти — волновали. Ее жажда наживы оставалась глубоко безразлична до того момента, пока она не перешагнет черту и не подставит его. Ее связь с этим делом и Анной бесила. Как будто через интервью она могла заглянуть в его, Грина, душу и увидеть там отражение былой любви, на которую уж кому-кому, а ей претендовать не к лицу. Как будто он становился уязвим. Но это же полный бред? Во-первых, вряд ли Перо стала бы что-то говорить о мальчишке, с которым ее в далеком прошлом связывали короткие, хотя и яркие отношения. Во-вторых, даже если бы Анна упомянула эти отношения, она бы никогда не назвала Грина по имени: это запрещено договором. В-третьих, да даже если бы назвала? Что это меняет через пятнадцать лет? Или уже шестнадцать?

Аксель бережно припарковал мотоцикл, сложил шлем и куртку в кофр, достал оттуда пиджак. Глядя в большое окно, привел себя в порядок, расправил лацканы пиджака, подтянул рукава к локтям. Он выглядел хорошо. Без лишней строгости, но отчужденно. Только вот если не сбавит темп с тренировками, скоро придется менять весь набор рубашек и пиджаков, как делал это полгода назад. Пусть так. Военный режим ему был сейчас жизненно необходим.

Грин фыркнул, бросил на мотоцикл последний взгляд, поднял глаза на мрачное свинцовое небо, улыбнулся своим мыслям и вошел в кафе. Лорел уже сидела за столиком у противоположной стены, которая выходила на внутренний дворик. Окна в пол делали кафешку похожей на большую теплицу. Дизайнер интерьеров славно поработал, и здесь было по-настоящему уютно. А еще — Грин это точно знал — это была одна из тех лежащих на поверхности точек распространения наркоты, которую почему-то не прикрывали. Это не продажа на улице. Следующая ступенька или даже через одну. А что он будет делать, если выяснится, что Эмери — дилер? Эта мысль почему-то страшно развеселила детектива.

Подойдя к журналистке, он опустился в мягкое кресло напротив нее. Лорел цедила смузи и просматривала свои записи. Официантка подлетела к ним прежде, чем Грин успел поздороваться. Он повернул голову, окинул девушку оценивающим взглядом, заказал кофе и снова посмотрел на Лорел, не без удовольствия отмечая, что она закрыла шею повязанным на французский манер шелковым платком.

Он поднял пальцы и прикоснулся к своей шее.

— Там есть что скрывать?

Глаза журналистки редкого оттенка на грани фиалки и лазури вспыхнули.

— А если и так? Извинения не приму.

Он фыркнул.

— Это мы обязательно обсудим позже, Лорел. Спасибо, что пришла.

— Как будто ты оставил мне выбор, — с удивительной выдержкой откликнулась она.

Журналисты и психотерапевты были похожи друг на друга больше, чем готовы это признать. Анна тоже всегда держала лицо. Как будто в ее мире просто не существовало ситуации, в которой женщина даст слабину, снимет маску. Она срослась с этой ролью и была прекрасна в ней. Сейчас Грину казалось, что Лорел тоже срослась. Только вот он знал, что внутри. Уже знал. Несмотря на то что они так и не начали говорить по душам: этого не требовалось. Им обоим друг от друга было нужно совершенно другое.

— Мне нужно поговорить с тобой о жертве и ее последнем интервью.

— Что я получу взамен?

— Я не вызову тебя на допрос официально и не привлеку к делу в качестве свидетельницы.

Ее глаза расширились.

— Что?.. А разве…

— Да. — Детектив кивнул. — Имею полное право.

Лорел помрачнела.

— Я не могу проходить свидетелем, я журналист.

— И именно поэтому мы говорим здесь… — он осекся, когда к столу подошла