Видимо, я надолго зависла, увязнув в собственных мыслях, потому что опомнилась, только когда на плечо легла рука. Тяжелая и горячая.

- Ушла… - пояснил Гуляев, сжимая пальцы чуть сильней. Взмыленный, разгоряченный. Над губой капельки пота поблескивали, пряди темных волос прилипли ко лбу, придавая ему какой-то совершенно мальчишеский вид. И этому раздосадованному мальчишке сказать хотелось, что ничего, мол, ушла и ушла. Но я стоически молчала. Потому что никакой он не мальчишка, а гад, каких только поискать.

- Я так и не поняла, что это было.

- Да ты что! – возмутился Гуляев. – Это же Дашкина горе-мамаша!

Дашка, услышав знакомое слово, завертела головой. Гуляев шагнул к нам, чтобы снова ее забрать. И в этот момент налетел непонятно откуда взявшийся посреди такой жары ветерок. Окутал меня ароматом чистого мужского тела, испарины со свежей отдушкой парфюма и чего-то еще… до боли знакомого. Того, что в подкорку, наверное, какой-то вирусной программой вписалось. Я неловко отшатнулась, стараясь его не касаться. Обещая себе, что обдумаю ситуацию… когда-нибудь потом.

- Ну, вот и какой ты в кадре будешь? – пробурчала сварливо.

- Какой?

- Взмыленный весь. Потный…

Кажется, такая мысль Гуляеву в голову не приходила. Да и меня, если честно, тоже не особенно волновала, просто надо же было что-то говорить. Чтобы не думать, куда меня понесло… Стас обвел себя взглядом. Стер плечом пот со лба и растерянно (опять как вот тот мальчишка, которого нет!) пробормотал:

- И правда. И несет от меня, наверное, за километр...

Угу. Как бы ни так… Он же не бомж, у которого какие-то свои счеты с жизнью и личной гигиеной. Он здоровый, чистоплотный мужик. Ухоженный, может быть, даже сверх меры. Ох, черт! Мои мысли опять приняли опасное направление…

Я сглотнула собравшуюся во рту слюну. Рефлекс у меня на него, что ли? Как у собаки Павлова.

- Ну… К счастью, запахи телевидение не передает. А что касается остального…

- Да… - скосил на меня взгляд Гуляев.

- Просто умойся – и будешь таким же красавцем, как и всегда, - заметила сухо. Чтобы он, не дай бог, не подумал, будто я кокетничаю. Давая понять, что да, ты, парень, красив, кто ж спорит? Вот только мне до того абсолютно нет дела. И закрепляя эффект, покосилась на часы:

- Наши уже вот-вот должны подъехать. Я тебе еще понадоблюсь здесь?

- Пока не знаю. А что, ты куда-то спешишь?

- Нужно встретиться с юристами, проконсультироваться по поводу счета. Мы ведь уже проводили подобные акции, наверняка они в курсе.

- Хочешь поехать в офис?

- Ну, да… Сейчас только группу дождусь. Надо убедиться, что здесь никаких проблем не возникнет.

- Я за этим прослежу. Юристы и впрямь важнее.

Он меня удивил. Я недоверчиво закусила щеку:

- Правда?

- Угу. Двигай. Ты, кстати, на колесах? Или после вчерашнего…

- На колесах! – поспешила заверить я. Меньше всего мне сейчас хотелось обсуждать с ним вчерашний вечер. – И вообще… я не злоупотребляю.

- А я и не думал так, – серьезно уставился на меня Гуляев.

- А я и не думал так, – серьезно уставился на меня Гуляев. А я зажмурилась. Вот ведь дура! Надо же было начать перед ним оправдываться… Неловко кивнув, я потрепала напоследок Дашку за щечку и уверенно зашагала к больничным воротам. Чувствуя его взгляд между лопаток, который скользил по коже, будто лазерный прицел. А потом вспомнила кое-что и вернулась.

- Слушай, по поводу той девицы, за которой ты гонялся.

- А что с ней?

- Вдруг это и впрямь Дашкина мать? Вдруг она ее ищет, переживает…

Стас зло хмыкнул. Усадил девочку на бедре поудобнее, откинул со лба влажные от испарины волосы.

- Все такая же идеалистка?

- Кто? Я?

- Ну, не я же! Только запомни – если уж баба решилась бросить ребенка, она не передумает. И совесть у нее внезапно не проснется!

Наверное, я не имела права спорить на этот счет с человеком, который рос в детдоме. Но и так просто согласиться с тем, что люди такие мрази… не могла. Может, и впрямь была глупой. Но как-то в лучшее хотелось верить…

- Ты же сам сказал, что это её мать.

- И что?

- А то! Зачем бы она тогда приходила, если бы не хотела Дашку вернуть? Или… если бы ей на нее все равно было?

- Ты правда не понимаешь, - изумленно покачал головой Гуляев. Даша взбрыкнула, отклоняясь от пролетавшей мимо бабочки, и его хватка усилилась. На руке, удерживающей малышку, проступили мышцы, реки вен обозначились еще отчетливее… Нет. Определенно, со мной происходило что-то неправильное. Определенно…

- Что я должна понять?

- Да ведь эта, с позволенья сказать, мамаша просто узнала, что на лечение девочки объявлен сбор средств. А теперь спит и видит, как наложит на эти бабки свои мерзкие лапы!

Звучало жутко. И на первый взгляд правдоподобно. Да только, чтобы узнать об этом самом сборе средств, нужно было следить за ребенком. Стала бы это делать кукушка, которой пофигу на его судьбу? Может, я и была наивной в некоторых вопросах, но и Стас в своих выводах вряд ли был объективным. Ему мешали внутренний цинизм и жесткость. Без которых он бы вряд ли чего-то достиг в этой жизни.

- Ладно. Разберемся, - пообещала я и зашагала к машине.

Рабочий день выдался сумасшедшим. Я как белка в колесе крутилась. Прервалась, лишь когда объявился Вавилов. Смотрела на его фото на заставке абонента и понимала, что… ничего не екает. Ни-че-го. Вот как так? Какого черта?! Разозлилась. И от этой неспособности себя контролировать гаркнула:

- Да!

В трубке повисла пауза.

- Привет. Я не вовремя?

Ну, что ты за дура, Вера?! Выдохни и возьми себя в руки. Тем более что ты сама хотела кое-что обсудить с ним!

- Нет. Нет, что ты. Как дела? Все решилось?

- Что именно? – не понял Олег.

- Ну, с твоим двойным убийством.

- А, это… Да. Почти… Я домой под утро вернулся. Так что уж не стал звонить. Завалился спать – вот только глаза продрал.

На часах было хорошо за полдень. А учитывая, сколько я сама успела всего переделать, казалось, что вечер уже давно наступил.

- Ну, доброе утро, прекрасный принц!

- Это такой намек, что еще немного в таком духе, и я просплю свою принцессу? – усмехнулся Олег. Я рассмеялась:

- Нет, что ты…

- Сильно злишься?

- Да говорю же – все в полном порядке.

- Если так – то ты просто исключительная женщина. Редкий, я бы сказал, вымирающий вид.