— Ты про Демиру?

— А про кого ж еще?! Вот стерва бесстыжая, что удумала! — Селена заметалась по комнате, кинулась к двери, стала щеколду отодвигать.

Вель нагнал ее в два шага, за руки хватать не стал, просто ладонь в створку двери прямо перед ее лицом упер, мешая выйти.

— Что ты собралась делать?

— Проучить эту змею хочу.

— Вот уж нет, — наемник замотал головой.

— Я тебя не спрашивала! — она аж ногой притопнула от злости. — Пусти!

— Ни за что. Пока нормально не объяснишь, что все это значит, даже не думай к ней соваться. Это опасно, она же ведьма!

— А я кто? — голос ее захлебнулся от возмущения.

— Ты… тоже ведьма. Вот только на тебя мне не плевать. Так что если уж решила Демиру за что-то там наказывать, я должен знать все подробности. Или ты к ней собралась пойти и сжечь ее на месте, на глазах у всего города?

— Было бы недурно…

— Вот что, — он схватил ее поперек тонкой талии, легко поднял невесомое девичье тело и отнес подальше от двери. Поставил бережно на пол, руки за спину убрал и приготовился к зубной боли.

Боли не было. Ведьма смотрела на него выжидающе, и тонкие ноздри ее трепетали, а глаза метали зеленые молнии.

— Вот что, — повторил Вель. — Мы с тобой в поход пошли, потому что тебе ярл твой повелел. Я не знаю, что с тобой будет, если ты волю его не исполнишь, но уверен, что ничего хорошего. Я тебя обязан живой и здоровой назад привести, а стычки с городской ведьмой уж точно этому не поспособствуют. Расскажи мне все, и вместе придумаем, как дальше быть.

Она вздохнула раздраженно, отвела взгляд, но потом задумалась. Наемник терпеливо ждал.

— Ладно. Ты прав, не стоит очертя голову в пекло бросаться… Расскажу тебе в красках, что Демира здесь творит. А потом отдыхать станем, ибо ночью будет не до сна. Есть у меня одна задумка…

* * *

День клонился к вечеру, все больше народу праздно шаталось по улицам, кое-где раздавались первые песни:

Матушка в купальницу по лесу ходила,

Босая с подтыками по росе бродила.

Травы ворожбиные ноги ей кололи,

Плакала родимая в купырях от боли…[9]

Голоса еще были трезвые, но уже развеселые от предвкушения. В пестрой толпе то тут, то там проплывали венки, лежащие на девичьих головах. Девушки мерялись их красотой, попутно щеголяя праздничными платьями, а я скрипела зубами каждый раз, как взгляд натыкался на очередной головной убор из трав и цветов — один из главных символов праздника. Вель это замечал, заглядывал в мои глаза, будто желая удостовериться, что венки эти не вспыхнут сию же секунду прямо в девичьих волосах, успокаивался и снова начинал смотреть на дорогу.

На моей голове тоже лежал венок, только травы для него я сама за городом собирала, наплевав на все запреты, а ту дрянь, что мы с наемником с рынка притащили, сожгла прямо в комнате.

— Вон там ее дом, — Вель махнул рукой, указывая направление. — Ты уверена, что соваться к ней стоит?

— Уверена. Мне вещь ведьмина нужна. Отвлечешь ее, если потребуется?

— Я очень постараюсь, — поморщился наемник. — Хотя после твоего рассказа… Оторопь берет.

— Не бойся, она тебе зла не сделает. Главное — не пей ничего, если предложит. Есть можно — пить нельзя. Запомнил?

— Запомнил. Да и не боюсь я нисколько. Противно просто… А ты точно ничем таким не увлекалась? Шучу!

Дом у ведьмы был знатный. Не простая изба, а целый терем в два этажа, с узорчатыми наличниками, резным коньком и расписными ставнями. Староста куда как скромнее жил…

Мы поднялись на высокое крыльцо, и наемник постучал. Некоторое время ничего не происходило, затем послышались торопливые шаги и дверь распахнулась…

— Твою ж., — выдохнул Вель. — А ты здесь откуда?!

В дверном проеме, широко улыбаясь, стоял невысокий мужчина с аккуратной черной бородой. Бугровщик Дмитрий.

На вопрос Веля он удивленно поднял темные брови и испытующе уставился на наемника, будто силясь его вспомнить.

— Ты чего, не узнаешь меня? — не унимался Вель, пока в моей голове зарождались подозрения в сторону Демиры, одно страшнее другого.

Тут в сенях за спиной бугровщика нарисовалась сама ведьма, тоже уже одетая к празднику в платье белое с искусной вышивкой, вот только простоволосая, без венка…

Дмитрий тут же потерял к нам всякий интерес, уставился на ведьму. Взгляд его затуманился, как озеро летним вечером, дыхание сбилось, будто мужчина из горячей бани в ледяную прорубь с головой нырнул.

— А, вот и ты, — Демира ласково улыбнулась Велю, а затем сказала, обращаясь к бугровщику: — Митя, воды нагрей. Гости у нас.

— Бегу! — выдохнул он, тут же срываясь с места и исчезая в глубине сеней, будто даже миг промедления был недопустим.

Картинка сложилась в моей голове с таким громким щелчком, что я испытала некоторые опасения, не слышали ли этого звука окружающие. Не слышали. Демира уже плавным взмахом руки приглашала Веля в дом, но он не спешил, смотрел вслед ушедшему мужчине и открывал уже рот, чтобы задать вопрос:

— Это же., — первые слова не успели толком прозвучать в воздухе, как я отдавила ногу наемника всем своим весом. — …жених твой? — договорил Вель, и я облегченно выдохнула.

— Какой там, — рассмеялась Демира. — Родственник дальний. Погостить приехал, помогает по хозяйству. А так я одна свой век кукую…

На лице наемника отразилось такое разнообразие эмоций, что казалось: еще немного, и он ляпнет таки глупость, но ведьма уже плавно взмахнула рукой, приглашая нас в дом, и пошла впереди, указывая дорогу.

Вель брел следом, хмурился, сдвинув брови, и я украдкой тронула его за руку. Он повернул голову, улыбнулся мне коротко, давая понять, что все, мол, нормально, и вошел в горницу вслед за ведьмой.

У печи суетился Дмитрий, метал на стол какие-то угощения, хлопотал по хозяйству. При нашем появлении он вновь скользнул по ведьме туманным, с поволокой, взглядом, и губы его растянулись в блаженной улыбке.

— Присаживайтесь, — предложила нам Демира. — Угощайтесь. Чем богаты, тем и рады, — взгляд ее скользнул по венку на моей голове, и гладкую кожу промеж льняных бровей тут же прорезала хмурая морщинка.

Я улыбнулась одними губами, встречая ее взгляд, но Демира не стала ничего спрашивать. Конечно, почто ей заезжая девка, если и так полгорода в уборах из ее травы ходит. От ведьмы не убудет. Что ж, пусть пока пребывает в счастливом неведении…

— Ты обещала мне