– Ч-ч-черт. – Я переворачиваюсь, утыкаясь носом в подушку.

– Твоему отцу шепнули, что ты в порядке. Не переживай. Насколько мне известно, Сидельник все-таки впрягся. Так что просто расслабься. Представь, что у тебя внеочередные выходные.

Я не могу этого представить! У меня куча работы. Но я также не могу ныть. Потому что Муса и так делает то, что не обязан.

– Спасибо.

Надо что-то еще добавить. Ну, или что-то сделать. Как вариант, накормить его ужином. Вот только у нас такие странные отношения, что я понятия не имею, будет ли это уместно? Да и не хочется мне с ним возиться, по правде. Даже из чувства благодарности не хочется. Мне бы забиться в угол, накрыться с головой и впасть в кому, пока все не уляжется.

– Как думаешь, почему все так долго?

– Вероятно, торгуются.

– Ты сильно рискуешь? – спрашиваю в который раз.

– На этот счет не переживай. Я взрослый дядя, Амалия. И если что-то делаю, то вполне осознаю риски.

– Неужто секс со мной этого стоит?

Вопрос вырывается неосознанно и, наверное, совсем не к месту. У меня куча проблем, мое будущее под угрозой. И прямо сейчас мне и дела не должно быть до отношений, но женская душа определенно непостижима. Ей как будто мало тревог.

Гатоев хмыкает. Опускает руку мне на поясницу. Тяжело ведет вверх по лопаткам и возвращается вниз к попке.

– Что ты делаешь? – спрашиваю я прерывисто.

– Ищу ответ на твой вопрос, – ухмыляется мне в ухо. – Я в первый раз как-то не распробовал. Стоит? Нет?

От его голоса все внутри тихонько подрагивает. Я кошкой выгибаю спину, а сама поворачиваюсь, чтобы губами его коснуться. Хочется его хоть чуть-чуть расшевелить. Выпросить больше ласки. Настоящих, ничем не завуалированных эмоций.

– Давай, когда все закончится, куда-нибудь свалим? Только ты и я. – Лижу его заросшую к вечеру скулу, уголок губ, прикусываю.

– Может быть, потом. Сейчас мне нельзя рядом с тобой светиться.

– Почему?

Он нависает надо мной сверху, я, так и продолжая лежать на животе, потираюсь задницей о его стояк.

– Потому что сразу станет понятно, кто тебя прикрывал. А эту карту пока не стоит разыгрывать.

– Потому что ты не уверен, что мне не понадобится защита снова?

Поцелуй через каждое слово. Говорим о серьезных вещах, но я как будто бы не вникаю. В конце концов, это можно и потом обдумать. А сейчас концентрируюсь на Мусе. На его руках, что лениво скользят по моим предплечьям и абсолютно не спешат перебираться куда-то кроме.

– Всякое может быть.

– Значит, мы будем держать наши отношения в тайне?

– Значит, будем. Хорошо, что мы не успели нигде засветиться.

Он все-таки кладет ладонь на мое бедро и легонько его толкает, заставляя встать на колени.

– Тайные встречи. Конспиративные квартиры… Романтика…

Сколько я потрачу на это бесценного времени? Стоит ли оно того?

В ответ на мои слова Гатоев невесело хмыкает. Спиной чувствую зреющее в нем недовольство, но понятия не имею, чем оно вызвано. Чтобы его отвлечь, снова верчу задницей. И это срабатывает. Муса проникает пальцами между ног и задумчиво тянет:

– Так ждала, что даже трусов не надела.

– Вообще-то они у меня одни. Я их пос-стирала. Аа-ах. И вообще все для тебя, какие могут быть жалобы?

– Все? – он погружается одним слитным глубоким толчком. Я вскрикиваю. И выпрямляюсь, так что ударяюсь спиной о его грудь. Гатоев удовлетворенно вздыхает. Снова обхватывает рукой мое горло. – Все? – двигает бедрами, будто приноравливаясь, и срывается в дикий темп.

– Да!

– Только для меня, Амалия? Ты хорошо подумала?

– Да! Все только для тебя… Для тебя!

– Почему, девочка? Почему ты так решила?

Он останавливается, и это такой облом, что я скажу что угодно, лишь бы он только продолжил.

– Потому что ты мне нужен. Ты мне нужен… Так нужен… Я устала одна, Муса. Я… – меня прошивает иглой неслучившегося оргазма. На глазах выступают горькие слезы. Сегодня Муса ничего такого не делает. Но я снова морально выпотрошена. Он толкается, я выгибаюсь так, что еще немного, и сломается позвоночник. И уже не таясь, рыдаю: – Я так устала одна…

Глава 11

Все заканчивается ровно тогда, когда мне уже начинает казаться, что ожидание будет вечным. За эти дни я успеваю рухнуть на дно пару раз и столько же раз соскрести себя во что-то адекватное и приемлемое. Неизвестность так сильно давит, что я ловлю себя на остром желании сдаться. Не дает Муса. Точней, страх, что я и его подставлю. Вслух, конечно, об этом я ни полслова. Не хочу его разочаровать. У меня определённо какая-то разновидность стокгольмского синдрома. Мне кажется жизненно важным бесконечно ему угождать.

Так вот, когда телефон звонит во второй раз за эти бесконечные дни, я едва не подпрыгиваю:

– Да!

– Привет. У меня хорошие новости…

Колени слабеют. Просто в один миг перестают держать. И потому инструктаж Гатоева о том, что мне делать дальше, я выслушиваю лежа на полу в позе эмбриона.

Бесконечные часы вынужденного затворничества тычут носом в то, что я вовсе не такая сильная, какой себя мнила. Просто после развода с Сидельником я не давала себе поблажек. Ни единого шанса раскиснуть. Планка требований, которую я для себя установила, была так высоко задрана, что я не расслаблялась, кажется, ни разу за эти годы. Потому и сама в какой-то момент поверила, что выковала в себе стальной стержень. Что мне все уже нипочем. Но… Нет. Ничего подобного. Такие встряски ломают кого угодно. Глупо отрицать, что я уже никогда не буду прежней.

Поднимаю взгляд к зеркалу заднего вида. Я совершенно не знаю эту женщину в отражении.

Громкий шум за окном заставляет втянуть голову в плечи. Внешний мир кажется пугающим и незнакомым. Похоже, мне придется заново учиться жить среди людей. За пределами мира, в котором только я и Гатоев.

Дрожащими руками завожу мотор. Чуть опускаю стекло, впуская в салон больше звуков. А вместе с ними в окно врывается дурманящий аромат весны. Сейчас расквитаюсь с делами и уеду. Как пить дать уеду в какую-нибудь деревню. Тупо смотреть на реку, дышать цветущими садами да густым сдобренным навозом черноземом.

Четко следуя инструкциям, оставляю тойоту на парковке одного из торговых центров и