И вот, когда мы вышли из столовой, я решил, что хватит мне смирного работягу изображать. Этот мордатый держал меня за правую руку и думал, наверное, что этим он меня вполне обездвижил. Но он не знал, что я обеими руками одинаково владею. А я, как только оказался снаружи, нанес ему два удара: один в район солнечного сплетения, в нервный узел, а второй – по шее. Бил, надо признать, со всей силы – это был такой боров, что убить я его никак не мог, а мне надо было наверняка пробить все слои его сала и мускулов.

И мне это удалось. Мордатый зашатался, словно подрубленный столб. А я его оттолкнул и пустился бежать. Тот бригадир, который пришел в столовую вместе с мордатым, попытался было меня преследовать, но пробежал он недолго – я чуть задержался, чтобы он меня догнал, и тоже вырубил. А потом уже помчался в дальний конец базы.

– Не к воротам? – уточнил Крячко.

– Зачем же мне к воротам? – удивился Ряшенцев. – Там мощный караул, все с оружием, и все драться умеют. Там я бы не прорвался. Нет, я бежал в тот угол, где вчера смог перелезть через стену. Я решил, что если вчера смог перебраться, то и сегодня смогу. Но я не учел, что стена базы с внутренней стороны выше, чем снаружи. И гладкая она, сволочь, – ногу некуда поставить. Тут я увидел, что чуть дальше у стены лежит груда ящиков. Вот это было то самое, что мне требовалось. И я припустил к этим ящикам.

И тут вдруг сбоку, со стороны расположенного там склада, грохнул выстрел. И метко стреляли, гады! На мне бейсболка была, так ее с головы пулей сорвало. Прямо по волосам пуля чиркнула. Я глянул на бегу вбок и увидел, что оттуда, от склада, мне наперерез спешит группа из трех человек. И двое из них вооружены – карабины у них в руках.

Я понял, что тактику надо менять. Перескочить через стену под огнем из двух стволов было делом совершенно нереальным. Останавливаться, сдаваться этим головорезам тоже было нельзя – живым с этой базы я бы уже не вышел. Оставалось одно – схитрить. И я остановился, и руки в стороны развел – вот, мол, я, готов сдаться, ребята, и оружия никакого у меня нет.

– А на самом деле как было? – спросил Гуров. – Ты что, не взял с собой оружие?

– Нет, не взял, – отвечал Ряшенцев. – Ведь когда погрузкой-выгрузкой занимаешься, кобура мешать будет. К тому же сейчас тепло, во время работы все снимают куртки. И где бы я тогда спрятал пистолет? Я и без огнестрела могу за себя постоять. Что я, в общем, и доказал в той ситуации на базе. Ведь там что дальше было? Когда я остановился – все, мол, сдаюсь, – они подошли ко мне вплотную. Тут я смог их хорошенько разглядеть. Двое из них – те, что держали карабины – явно бывшие полицейские или военные. Высокие, жилистые, оружие держат, словно дирижер свою палочку. А третий – явно бывший уголовник. Такой мощный боров, вроде того, который меня в столовой пытался схватить.

Ну они ко мне подошли, и один из бывших военных, тот, кто постарше, скомандовал: «На землю, гад! Ложись, тебе говорят!»

Выполнить это требование я никак не мог. Если бы я лег, они следующим шагом надели бы на меня наручники – и все, это конец. Когда лежишь на земле, сопротивляться трудно. Поэтому я вроде бы начал ложиться, встал на четвереньки, но уже в следующую секунду использовал эту стойку, чтобы броситься на второго бывшего военного, того, что помоложе. Ему я тоже нанес удар по шее, как и первому, мордатому мужику. И результат был такой же – молодой парень рухнул на землю. У меня был соблазн схватить его карабин и пустить его в ход. Но я хорошо понимал, что второй мужик, более опытный, мне этого не даст сделать. Он бы выстрелил раньше, чем я возьмусь за оружие. И с такого расстояния (нас разделяли метра три) он бы не промахнулся. Поэтому я не стал нагибаться за карабином, а бросился к мощному борову, ударил его в солнечное сплетение, а когда он согнулся от боли, толкнул его на лидера этой группы – того, который отдавал мне команды.

Стрелять он в этот момент не мог – «боров» загораживал ему сектор. А я, пользуясь этим, выскочил из-за спины «борова» и ударил бывшего солдата в локоть. Это был болезненный удар – после него рука некоторое время не двигается. И я считал, что после этого мне достаточно будет нанести этому противнику еще один-два удара по шее – и все, я его выключу надолго. После этого можно было и на стенку прыгать.

Но получилось иначе. Действительно, рука у бывшего военного на время отключилась, и он выронил карабин. Но он другой рукой (как назло, правой) двинул мне прямо в лицо. Это после того удара у меня такие вот фингалы под глазами, и на щеке тоже. Наверное, он тоже думал, что он меня этим ударом вырубит. Но я оказался крепче.

В общем, мы начали драться. Причем время в этой драке работало на него. Я хорошо понимал, что двух других я вырубил ненадолго, через минуту-другую они вернутся в строй, и тогда я буду иметь дело с тремя противниками. Все надо было решить за какие-нибудь пятнадцать-двадцать секунд.

Поэтому я пошел в атаку. Прыгнул, нанес ему удар ногой, а затем, не останавливаясь, подкатился под него и снова ударил ногой, но уже в пах. Как вы понимаете, удар нехороший, человека таким ударом покалечить можно. Но у меня не было выбора. В общем, я своего добился – я его вырубил. Тогда я схватил оба их карабина и вместе с ними кинулся к этой куче ящиков. Там я бросил карабины (зачем мне были эти их трофеи?), вскочил на ящики, с них перескочил на стену и спрыгнул с другой стороны. Рядом была куча гаражей, еще какой-то заводик – и я бросился в ту сторону. Проскочил через гаражи, обогнул заводские строения, прошел еще несколько улиц и, наконец, вышел к автобусной остановке. А оттуда уже доехал сюда.

– Карабины-то, небось, голыми руками брал? – нахмурился Гуров, понимая, что в этом случае местная шайка-лейка вполне может попытаться привлечь парня к ответственности. «Пальчики» на стволах остались? Паспорт на