— Это временная мера, солнышко.

— Привези Сергея. Мне нужен мой сын!

— Он побудет с твоей мамой. Денег я дам, они ни в чем не будут нуждаться. Можешь не переживать и спокойно выздоравливать, — столько заботы в голосе, аж тошно.

— Мне будет лучше… выздоравливать, — говорить спокойно удается с большим трудом, на языке вертятся всевозможные ругательства, а руки ломит от желания залепить ему несколько пощечин. Только агрессией ничего не изменить. Я только раздразню зверя и сделаю хуже. — Когда сын будет рядом. А так материнское сердце все равно не спокойно.

— Об этом не может быть и речи, — качает головой. — Но если тебе станет лучше, когда Людмила придет в себя после операции, ты сможешь ей позвонить.

Он не отменил операцию, становится немного легче. Очень переживаю за сестру.

— А папа?

— Если ты будешь умничкой, с ним тоже все будет хорошо, — расплывается в довольной улыбке.

Нет смысла с ним спорить, что-то спрашивать. Мне надо действовать хитрее.

— Твой папаша даже слишком живучий, — в дверях возникает Анжела.

— Заткнись! — на нее моего терпения не хватает.

Как подумаю, что она чуть отца в могилу не отправила!

— Обрати внимание на манеры своей жены, Глебушка. Воспитание ниже плинтуса, — притворно вздыхает. — Ей добра желают, а она зубы показывает.

— Анж, тебе тоже не мешает быть сдержанней, — муж бросает на нее недовольный взгляд.

— А жить в твоем представлении мы как будем втроем? — едкий вопрос все же срывается с моих губ.

Глеб от этого вопроса вздрагивает, странно косится на любовницу.

— Поправляйся, а мне пора, — суетливо направляется к выходу. — Все препараты я оставил на тумбочке, если какие-то проблемы со здоровьем, почувствуешь сильное недомогание, боли, скажи Анж, она мне позвонит.

— Я сама в состоянии тебе позвонить, — недовольно кошусь в сторону своей надзирательницы.

— На данный момент нет, — отвечает, не глядя на меня. — Твой телефон на время я заберу. Чтобы ничего не мешало твоему выздоровлению.

Пока я задыхаюсь от гнева, он быстро выбегает из комнаты, минуты две и слышится щелчок входной двери.

— Анжела, отпусти меня. Тебе же не нравится, что Глеб снова привез меня в квартиру. Я уйду, и не буду стоять на пути вашего счастья, — говорю ей спустя несколько часов нашего нахождения на одной территории.

— С радостью бы открыла дверь и вали на все четыре стороны, — она нажарила картошки, сидит и уплетает ее, противно причмокивая. — Только Глебушка мне подобного не простит. Я слушаю своего мужчину. Он скоро наиграется.

— А если не наиграется? Так и будешь на вторых ролях? — спрашиваю с усмешкой.

Она морщится как от зубной боли.

— Сейчас все изменится. У нас сын. Я рожу Глебушке еще деток. Осталось немного и он все поймет. Я его женщина, — с хрустом откусывает соленый огурец. — Но предавать, идти наперекор его желаниям я не буду. Не на ту напала. Я стану ему союзницей во всем.

— Ладно, — машу рукой и включаю чайник. — Раз мы заперты тут вдвоем, не вижу смысла и дальше ругаться, — стараюсь говорить непринужденно.

— Сиди в своей комнате. Не мозоль глаза, — запихивает пережаренную картошку в рот.

— Чаю выпью и уйду. Будешь?

— Нет, — мотает головой. — Еще чего подсыплешь, — гадина разгадывает мой план.

Я так и хотела поступить, усыпить ее бдительность, а затем и саму Анжелу. Муж врач и всевозможные препараты на все случаи жизни в доме имеются.

Но я не теряю надежды. Она все равно утратит бдительность, я воспользуюсь. Надо лишь набраться терпения.

Легко сказать, да трудно осуществить. Вечером возвращается муж. Притворяюсь, что сплю. Ни видеть его, ни говорить не хочется.

Приходится слушать их с Анжелой разговоры на кухне, как она ластится к нему, подлизывается. Глеб отвечает ей грубо и с неохотой.

Через час он и вовсе приходит в нашу спальню и заваливается на постель.

— Иди к Анжеле своей, — не выдерживаю.

Делить с ним постель, оказывается выше моих сил.

— Я сплю с женой, — пытается меня обнять.

— Не трогай меня! — отталкиваю Глеба. — Ты ничего этим не добьешься! Я хочу поговорить с сыном! Ты не имеешь права лишать меня общения с Сережей! — материнское сердце разрывается, и вся выдержка лопается как мыльный пузырь.

— Поговоришь. Увидишь. Когда придет время, — гладит меня по голове. — А если не угомонишься, приготовься жить без сына. Мое терпение тоже не безгранично. Я начинаю уставать от твоих капризов. Сколько можно отталкивать родного мужа!

— Это не твой сын! Ты не имеешь права! — выкрикиваю в бешенстве.

— Не мой! — рычит и хватает меня за горло. — Ошибаешься, солнышко, по документам он мой. Я его воспитал. Я принял тебя пузатую, сломленную и преданную. Я обеспечил всем, полюбил ребенка как своего. Тебе напомнить наши клятвы? — сдавливает руку на горле сильнее. — Никто и никогда не узнает, кто его зачал. Ты обещала, ты молила о помощи! А я в свою очередь дал тебе слово, что никогда не упрекну, воспитаю и дам все самое лучшее. Я сдержал клятву. А ты, лицемерка?

Глава 22

Должна признать, что к Сереже муж действительно хорошо относится. С этой стороны мне не в чем его упрекнуть. Он знал с самого начала про мою беременность. Я ничего не скрывала и была честна.

Врала я только об одном и себе и ему, что чувства в прошлом, что Коля погребен под завалами его предательства и его чудовищного поступка.

Я так пыталась полюбить Глеба, старалась быть идеальной женой. И я научилась жить с благодарностью, симпатией и привязанностью к мужу.

Так ведь живут многие семьи, утешала себя. А любовь… ее больше не будет в моей жизни. Так отчаянно и всепоглощающе, можно любить лишь раз. Свой шанс я истратила на человека, который не заслуживает даже воспоминаний.

Глеб знал на что шел. Он видел всю ситуацию, я рассказывала ему все. Если его не устраивало, он мог мне сказать, развестись, уйти к другой