— Поняла, папа, спасибо. Хорошего дня.

— И тебе, дочка, — ответил отец и выключил телефон.

Лена быстро набрала телефон директора и, включив громкую связь, начала одеваться. Спустя несколько гудков на том конце трубки ей ответил знакомый голос Дерекова Ланселота:

— Северская! Рад, что ты позвонила. Как я понимаю, уже оклемалась от своей болезни?

— Не сказать, что полностью, но к началу недели смогу уже работать. Надеюсь, ваша супруга тоже не пострадала.

— Спасибо, но там все в порядке, больше криков и слёз. Надеюсь, у твоих знакомых и семьи всё в порядке?..

— Да, слава Луне, родители в порядке. Но подругу сильно потрепало, лежит в больнице, вот еду навестить.

— Дело хорошее, но ты смотри не пропадай там, жду в понедельник, — и мужчина закончил звонок.

Одевшись и собравшись, Лена неспешным шагом вышла из квартиры. Подойдя к лестнице и почувствовав чей-то взгляд, она резко обернулась и тут же скривилась от боли в боку. Но Северская всё-таки успела заметить, как быстро закрылась дверь соседской двери. Той самой, за которой жила Анастасия Ивановна. Решив не придавать очередному странному заскоку соседки значения, Лена направилась к лифту и спустя пару минут уже выходила из дверей подъезда. До больницы она добралась спустя сорок минут, и, пересекая её порог, девушку уже трясло от страха, вины и чего-то ещё, что она понять не могла. Подойдя к стойке регистратуры, она обратилась к женщине лет тридцати с усталым и безразличным лицом. Сама женщина нет-нет да посматривала в сторону часов, видно, ожидая момента, когда наступит время обеда. На подошедшую Лену она смотрела как на что-то очень неприятное, но от чего нельзя отвертеться. Девушка буквально слышала, как Светлана Андреевна — имя было написано на бумажке перед ней — думает: «Вот почему она не могла прийти попозже? Ну что ей здесь надо? Заняться нечем, раз по больницам шастает?»

Подойдя поближе, Лена произнесла, стараясь по привычке не смотреть в глаза собеседнице:

— Добрый день. Я бы хотела узнать, в какой палате лежит Тихонова Мария Фредериковна. И есть ли возможность навестить её?

Взгляд Светланы немного изменился, в нём появилась какая-то слабая искорка интереса. Застучали пальцы по компьютеру, и спустя несколько минут Лене сообщили, что Мария лежит в палате номер 3-34 и хоть сейчас находится на процедурах, но ей можно подождать подругу рядом с палатой. Взяв карточку посетителя, Лена направилась к лифту и спустя три минуты стояла перед дверью палаты. Сев на скамейку рядом с дверью, девушка достала телефон и полезла в поисковик, нужно было узнать, что произошло в городе в последние несколько дней, пока она лежала без сознания. Спустя примерно полчаса, оторвавшись от телефона, она опустила лицо на руки и начала осмысливать информацию. Все прошло на удивление тихо. Нет, сама неконтролируемая агрессия, приведшая к смертям множества людей, была громкой, а вот реакция оказалась слабой. Траур объявили, обещали разобраться с произошедшим, но и всё! Даже волна в СМИ как-то на второй день сошла на нет. И это наталкивало на нехорошие мысли о том, что, возможно, скверна Невелиса разрослась гораздо дальше, чем можно подумать. Ведь продались однажды люди, почему они не могут сделать это снова? Лена настолько погрузилась в свои мысли, что снова не заметила Марию, которая, держась за капельницу, подошла вплотную.

В чувства Лену привел её немного слабый, но все же такой радостный голос:

— Я рада, что ты наконец смогла меня навестить. Только внутри гораздо удобнее, не хочешь посидеть там?

Вздрогнув, Лена подняла взгляд и поняла, что глаза набежала поволока. Мария была бледной, черты её лица стали ещё резче, чем обычно, а из-под рубашки к самой шее подходил рваный шрам, почти полностью скрытый бинтами, оставшийся с того злополучного дня. Вытерев непрошеные слезы, она кивнула и зашла внутрь за своей подругой, которая так незаметно стала важна для неё. Там Мария опустилась на кровать, а сама Лена села в кресло и начала рассматривать её. Молчание затягивалось, но вот брюнетка не выдержала и произнесла:

— Ну что ты сырость-то разводишь?! Ну, пострадала немного, ну, проблемы у родителей с этими камнями. Переживем, лучше расскажи: сама-то как? Слышала, три дня в горячке лежала, да и выглядишь ты — покойников в гроб краше кладут.

— Да вроде неплохо. Полежала, полежала, да и на ногах уже, а тут отец по телефону сказал, что ты в больнице. Ты хоть помнишь, что случилось? — На последнем предложении Лене пришлось приложить титанические усилия, чтобы голос не дрожал. Мария же замолчала и начала жевать губы, а спустя некоторое время тяжелого молчания произнесла:

— Знаешь, я сказала полиции, что ничего не помню, и это правда… почти. Первое мое воспоминание за последние дни — это как я прихожу в себя на полу в магазине родителей от чудовищной боли в груди. Я, кстати, тогда сознание не теряла и запомнила… её. — Последнее слово она произнесла с каким-то придыханием. — Она в крови и доспехах с мечом наперевес. Знаешь, для полного образа не хватало только коня. Она, кстати, похоже, не поняла, что я была в сознании, но знаешь, если бы не те лекарства, я бы, наверное, умерла бы там на полу.

Лена с некоторым удивлением смотрела на свою подругу и думала о том, что ей следует поменьше читать романов про рыцарей. Но вслух она сказала совершенно другое:

— А до? Что вообще случилось? Ты в последнее время была как не в себе.

Мария ещё больше помрачнела и сказала:

— Понимаешь, полиция мне, похоже, не поверила, но то, что я тебе расскажу, правда. В тот проклятый день я по просьбе мамы приехала в магазин, нужно было помочь принять новый товар. Мама так радовалась новой поставке, цены были на удивление низкие. — Она стукнула по кровати кулаком и сморщилась от боли. — Тогда уже надо было понять, что что-то не так. Слишком низкие сцены, поспешность в заключении сделки и настойчивое требование встречи со всей семьей. Хорошо, наверное, что отец в командировке был и не видел всего этого. — Девушку начало потряхивать, но она с какой-то ожесточенной решимостью продолжала говорить: — А потом приехали они. Знаешь, глядя на них, не скажешь, что они отвратительные или страшные, но если посмотреть им в глаза, кажется, что тебя макнули глубоко в грязь и не позволяют вынырнуть из неё.