стол на Раму, который стоял в тени у дверного проема. — Это и есть датура?

— Да. Только несведущим к ней нельзя прикасаться. — Голос Рамы прерывался. — Семена могут убить.

— Он прав! — подтвердила Вандана, отправляя в рот последнюю вилку картофельного карри. — Но привозить во дворец лечебные травы неуместно. Даже если вы привезете хорошие, они заподозрят в них отраву!

— Не очень-то я верю в целительные свойства этих трав. — На лице доктора Эндрюса читалось неудовольствие. — Растения растут на разной почве. Дозировку не проконтролируешь.

— Тогда сбережем мысль Язада на будущее, — предложил Колин. Тарелка его опустела, глаза поблескивали. — Я придумал одну вещь. У меня есть нераспакованный ящик с книгами, который доставили до начала муссонов. Полагаю, детские книги там есть тоже. Вот и выберете подарки для князя и княжны.

— Что думаете, Вандана? — Первин очень не хотелось ехать с пустыми руками.

Вандана склонила голову набок, подумала.

— Это приемлемо, если книги совершенно новые и заграничные. А что до махарани, вам могу помочь я. У меня еще не распакованы чемоданы после последней поездки в Европу, там полно прелестных безделушек.

— Нет, я не могу брать вещи у вас. — Первин разволновалась, хотя и была уверена, что Вандана сделает самый правильный выбор.

— Да вы не переживайте, — вмешался Колин, приязненно глядя на Вандану. — Благодарю вас, Вандана.

— Договорились! — Миссис Мехта хлопнула в ладоши. — Приезжайте ко мне завтракать, заодно расскажу вам подробнее про дворец.

— А в каких вы отношениях с обитателями дворца? — спросила Первин. Лучше не упоминать Вандану во дворце, если у нее сомнительная репутация, а судя по обилию косметики и крашеным волосам, так все и было.

— Она князю двоюродная, — сказал Язад, которому явно делалось не по себе, когда его исключали из разговора. — Часто бывала там в детстве. Но теперь жена моя скорее выбросит свои драгоценности к павлинам, чем переступит порог дворца. Я ей не раз говорил: кто старое помянет… Но она не желает иметь с ними ничего общего.

— Ваши родители расстроились, что вы не вышли замуж за махараджу? — предположила Первин.

Вандана посмотрела на канделябры на столе, будто выискивая в пламени ответ. И после паузы заговорила:

— Да, расстроились. Но мне такая жизнь больше по душе. Больно оно надо — становиться индийской царицей! Попадете в Сатапурский дворец — сама увидите, какую затворническую жизнь ведут мать и вдова покойного махараджи. Сидят в этой зенане с того самого дня, как вошли в нее невестами, и до самой смерти. Да, княгиням дарят драгоценности — но какая от них радость, если ты не выходишь из дома? А вот махараджа может ездить куда пожелает.

— Некоторые махарани отказываются от пурды и путешествуют, — заметила Первин. — Например, Сунити, махарани Кох-Бехара. Она вращается в лондонском свете. А ее дочь Индира, насколько я знаю, известная светская дама.

— Встречала я этих дам из Кох-Бехара, когда путешествовала по Европе. — Вандана провела ладонью по блестящим волосам, лежавшим почти неподвижно. — Такую свободу можно обрести только в том случае, если вдовствующая махарани не держит девушек, входящих в семью, в большой строгости. Но здешняя махарани очень властная. И вдова покойного махараджи, Мирабаи, всегда была у нее в подчинении.

Первин очень заинтересовал этот рассказ.

— А как вы полагаете, махарани Мирабаи добровольно соблюдает пурду?

Вандана пожала плечами.

— В жизни ее не видела. Но она родом из Бхора, родители давали ей некоторую свободу. Насколько я знаю, в пять лет ей подарили охотничью винтовку, и она каждый день ездила верхом. А пурду стала соблюдать только в Сатапуре.

— По вашим словам выходит, что все махарани Сатапура живут будто в тюрьме, — заметил Родерик. — А ведь большинство женщин только о том и мечтает, чтобы кто-то исполнял все их желания.

— Мечтать не вредно, дорогой! — откликнулась Вандана, и все рассмеялись.

Родерик густо покраснел.

— Пурда — это не привилегия, а жизнь, полная ограничений, — бесстрастно произнесла Вандана. — Махарани обязана ездить на поклонение в семейный храм — до него несколько километров, — но и туда ее везут в закрытом паланкине. Никому не дозволено видеть ее лицо.

Колин откинулся на спинку кресла и негромко произнес:

— Насколько мне известно, пурда — распространенный обычай у магометан, но почему ее соблюдают и индуисты?

— У нас, индуистов, есть укоренившееся представление, что соприкосновение с низшими кастами вредоносно, — произнесла Вандана, поворачивая к нему лицо куда более серьезное, чем раньше. — Именно поэтому неприкасаемых не допускают в храмы, а многие брамины выходят из себя, даже если тень человека низшей касты падает им под ноги. Вторая причина в том, что, если никто не знает махарани и княжон в лицо, у них больше шансов остаться в живых, если во дворец проникнут враги.

— Гандиджи, выступая в Бомбее, защищает права неприкасаемых, — заметила Первин. — И у нас теперь уже не то общество, где один король пытается отнять трон у другого.

— Так речь не о королях, а о князьях, — вставил Родерик. — Правителей княжеств называют этим словом, потому что они подданные Георга V, нашего короля и императора.

Первин задела его неуместная поправка. Однако именно благодаря Родерику она вспомнила, что вряд ли разумно упоминать имя Мохандаса Гандиджи в официальном месте. Нужно срочно сменить тему. Первин посмотрела на врача, который едва ли не дремал в своем кресле. Вот бы задать ему прямой вопрос касательно гибели князя Пратапа Рао и его отца. Но это слишком деликатная тема, не для прилюдного обсуждения. Первин заговорила как можно уважительнее:

— Доктор Эндрюс, было бы интересно узнать, каково это — заниматься медициной в независимых княжествах. Кто вам платит, где ваш кабинет?

Доктор Эндрюс поднял голову и ответил:

— Я сотрудник Индийской медицинской службы, нахожусь в подчинении у Колхапурского агентства. Живу и работаю в небольшом бунгало рядом с деревней. Половину здания занимают приемная, операционная и палата для тех, кто нуждается в круглосуточном наблюдении. При мне две медсестры и еще несколько помощников. В Индии я с 1885 года, мне случалось работать одному, так что я очень признателен махарадже за дополнительную финансовую поддержку.

— А ваши сотрудники — индусы? — Первин заинтересовала возможность того, что здесь можно зарабатывать иначе, чем крестьянским трудом.

— Да, и они постоянно твердят, что я должен применять травы Рамы, а не нормальные медикаменты. — Доктор вздохнул. — Некоторое время у нас работала сестра-ирландка, но она не выдержала жизни в такой изоляции.

— Мы с Язадом приглашали ее к себе в поместье, но она так и не приехала. Видимо, слишком много о себе мнила и не желала общаться с индусами. — В голосе Ванданы звучала обида.

— А может, ее