Шрифт:
Закладка:
– Отлично, Генри,– ответила Мэри,– и это самое главное. Мы просто…
– Вы хотите знать, умею ли я читать мысли? – резко спросил Генри.– Всех, кого захочу?
Дэйв замер с едой во рту, а Мэри вдруг выпрямилась, будто Генри вытащил из кармана змею.
– Я могу,– продолжил он.– Я не читаю, потому что это невежливо, но если захочу, это просто. Как взять в руки книгу. Или смотреть телевизор.
Наступила минута молчания, пока Дэйв и Мэри приходили в себя после столь откровенного заявления Генри. Они еще не обсуждали эти странные способности так прямо. Генри понял, что Дэйв и Мэри были к этому не готовы. Не хотели знать наверняка всю степень его возможностей.
Прямо как в тот раз, когда тетя Мэри спросила его о перешептываниях по ночам, и Генри сказал ей правду – он разговаривал со своим папой. Это ее напугало. А когда об этом узнал дядя Дэйв, он казался даже не напуганным, а рассерженным. Будто Генри делал что-то плохое или играл с кем-то, с кем не должен. И когда они узнали, лучше совсем не стало!
Поэтому Генри начал разговаривать с папой только про себя. По крайней мере, пытался. Иногда он забывался и шептал или говорил вслух, но старался не делать этого в их присутствии, иначе они снова испугаются и разозлятся. Хоть они и пытались быть милыми и помочь ему, Генри понимал, что ничего не выйдет.
Он только напугает их, прямо как сейчас.
Генри почувствовал невероятную усталость. Он опустил подбородок, уставившись на холодный мясной рулет и картофельное пюре на тарелке и тяжелую вилку, забытую на скатерти.
– Можно я пойду, пожалуйста? – сказал он.
Дэйв и Мэри переглянулись.
– Ты почти ничего не съел,– сказала Мэри.
– Я не хочу,– пробормотал мальчик и соскользнул со стула.– Извини, тетя Мэри,– добавил он, не зная, за что извиняется – за несъеденный ужин или за то, что они не смогли ему помочь. Или, точнее, за то, что он не успокоил их, а только напугал, и так они себя и чувствовали – напуганными и беспомощными.
Он это видел.
– Генри,– начала Мэри, но Дэйв мягко положил руку ей на предплечье.
– Ничего, Генри,– сказал Дэйв.– Может, ты приляжешь? А мы оставим тебе еду. Если вдруг проголодаешься, мы потом разогреем, хорошо?
– Да, спасибо.
Генри сделал несколько шагов в сторону коридора, а потом повернулся и увидел, как они смотрят друг на друга, держась за руки, на их лицах ясно читалась озабоченность.
– Я люблю вас,– сказал мальчик.
Мэри подошла к нему, опустилась на колени и крепко обняла, поцеловав в лоб и щеки. Генри улыбнулся, и холод, поселившийся в его сердце, начал таять.
– Мы тоже тебя любим, Генри,– сказала она, гладя его по лицу и голове.– Иди приляг, а я попозже к тебе зайду.
– Хорошо, Мэри,– ответил Генри и пошел в свою спальню, закрыв за собой дверь. Угасающий свет, льющийся через его единственное окно, окутывал комнату туманным багровым закатом, углы уже заволокла тень. Он заполз на свою кровать, желая просто полежать пару минут. В животе заурчало, и он подумывал пойти доесть свой ужин. Размышляя, он обхватил руками мягкую подушку и закрыл глаза.
6
Когда он открыл их снова, было темно.
Он весь был слишком теплым, потным. Его укрыли одеялом, и одежда все еще была на нем – те же спортивные штаны и футболка, в которых он ходил в школу. Во рту пересохло. Он перекатился на бок и посмотрел на светящиеся цифры прикроватных часов в форме бейсбольного мяча.
12:34
Он сел, потер веки. Немного сбитый с толку, рассеянный.
Видимо, в какой-то момент он уснул. Кто-то накрыл его одеялом и оставил дверь открытой. Генри улыбнулся: его любовь к Дэйву и Мэри помогла сгладить острые углы трудного дня, рассеять туман временной дезориентации.
Он любил оставлять дверь спальни открытой, потому что ночник в коридоре помогал спокойно ходить по ночам в туалет (и не бояться); в его спальне было только одно окно, через которое лунный свет наполнял комнату серебристыми очертаниями и тенями – целый мир, укрывающий воображаемых монстров.
Генри с немым стоном осознал, что его действительно разбудила слишком знакомая потребность, которая давила на мочевой пузырь легкой спазматической болью. Но когда он сбросил одеяло с разгоряченных ног и свесил их с края кровати, то замер – его затуманенный сном мозг быстро уловил новые, актуальные данные.
В коридоре не горел свет.
Вертикальная темнота заполнила пространство между приоткрытой дверью и рамой. Тьма, собравшаяся в коридоре, просочилась в комнату через отверстие, разлилась по полу и стенам, залила потолок.
Генри изучал эту вертикальную черную полосу, задаваясь вопросом, сможет ли выдержать нарастающее давление в мочевом пузыре настолько, чтобы снова заснуть. А еще он гадал, пока разжигались первые угольки страха, почему тусклый ночник лимонного цвета не был включен.
«Тебе нечего бояться»,– прошептал голос у него за ухом.
У Генри перехватило дыхание.
«Папочка?»
Он уже давно слышал голос – с тех пор как очнулся после комы, но иногда это все равно заставало его врасплох. И Генри хотел убедиться. Это правда папа – или все это у него в голове? Порой он не понимал, реален голос или выплыл из подсознания, хитро имитируя человека, которого Генри так хорошо знал, так сильно любил.
– Папочка? – на этот раз вслух. Он ждал.
Голос вернулся – так близко – и это точно не лжец из подсознания. Все взаправду. «Реально, как какашки», как любил говорить Дэйв, обычно, чтобы рассмешить Генри.
«Уверяю тебя, сынок,– продолжал голос заискивающим тоном,– можешь выйти. Я все за тебя проверил. Там нет ничего, кроме семейных фотографий. Вот увидишь. Иди».
Генри покачал головой; ему все еще не хотелось идти в темноте.
– Нет,– прошептал Генри, но его мочевой пузырь болезненно сжался. Он не сможет терпеть всю ночь.– Не хочу.
Мальчик прислонился спиной к сосновой спинке кровати, подтянув колени к груди, подальше от открытой двери и темного коридора за ней.
«Ладно, послушай,– произнес шелковистый голос, переместившись от уха назад, а потом прямо напротив, будто Генри говорил с кем-то с глазу на глаз.– Я проверю еще раз, хорошо? А потом вернусь и скажу, все ли там чисто».
Генри ненадолго задумался, признал логику и кивнул.
«Ну
