Я, как командир, тоже отупевший от усталости, сырости, смотрел на поток коричневой речной воды. Стояли гурьбой, тяжело переводя дыхание. Единственно, кто не поддался унынию, – группа прикрытия, стоявшая сзади нас метров за сто. Хотя о том, что у них происходило в головах, можно было только догадываться. Я понимал, что любая команда, которую бы я отдал, вызовет только раздражение. Поэтому молчал. Ведь каждый знал, что делать. Саша Мордвинов, офицер, подготовленный физически очень хорошо, но вместе с этим очень острый на язык, с ним лучше не заводиться, молча плюхнул свой рюкзак на землю и достал из него надувной матрас. Присев на корточки, стал его надувать. С другого конца прилип к соске другой офицер – Володя Геймур. Достали второй матрас. Надули. Связали их вместе, сделав плот. Загрузили рюкзаки и обувь, вошли в воду. Глубина у берега была сразу же – с головой. Вода обожгла своим холодом. Речка была неширокая, метров двадцать пять – тридцать. Первая группа, переправившаяся на тот берег, отпустила плот, и мы потащили его за веревку к себе. В течение тридцати минут переправились все. Немного углубившись в лес, стали собирать костёр. Поскольку уже рассвело, демаскирующий вид огня нам был не страшен. Человека три колдовало над абсолютно мокрыми хвойными ветками. Дождь уже прекратился, а костёр так и не разгорался… Мы, полностью скинув с себя одежду, стояли в костюмах Адама. Тела колотила дрожь. После холодной воды никак не могли согреться. И тут Саша Мордвинов поучительно заговорил:

– Чтобы согреться, надо не думать о холоде, надо суметь расслабиться и… не дрожать. – И он демонстративно сделал длинный выдох, поднял руки вверх и, кинув их вниз, перестал дрожать. – Ну вот! Сделайте так же… Дрожь тела, – продолжил он, – подаёт мозгу импульсы, отвечающие за теплоотдачу. А уж мозг сделает своё дело – избавит от холода.

Всех продолжало трясти в ознобе, зубы клацали, что грозило сотрясением мозга. А он спокойно стоял, пересиливая холод, как будто был не в сыром лесу, а на берегу Чёрного моря. Все, по его примеру, кто как смог, сделали так же. Общая дрожь прошла. Мы даже все заулыбались. Но у кого-то дёрнулась то ли рука, то ли плечо, и он опять затрясся всем телом. И дрожь его передалась по кругу всем остальным. От этого уже радостно хохотали все, продолжая вместе дрожать. Ещё несколько таких попыток психологической борьбы с холодом никак не могли привести к успеху, но бодрости это добавило всем. Это как-то неожиданно убрало и ту злость, накопившуюся внутри от дождя, холода и усталости. Явно виновных среди нас не было. Кроме одного… Тебя самого, который выбрал такую жизнь!

Краем глаза выжидающе смотрели на колдовство вокруг костра. Минут через пять огонь всё же стал разгораться. И уже всей группой мы столпились вокруг огня, прокручиваясь вокруг своей оси, как шашлыки, подставляя жару языков непослушного пламени разные части тела. Дрожь прекратилась, а в руках у нас появились сначала майки и трусы, а затем штаны и куртки, которые тоже начали наполняться теплотой огня.

Сказка «Двенадцать месяцев»[36], летняя сцена на полянке, возле реки, со стороны могла показаться явью! Но этого никто никогда не увидел со стороны. А мы, в свою очередь, были так заняты делом, и в такой глуши нам вряд ли мог кто-то помешать. От этой удивительной группы уже совсем несказочных героев, от наших мокрых вещей и тел валил пар уходящей влаги, сливаясь с туманом и дымкой раннего утра, перемешанный с едким дымом костра.

Сделав вид, что обсохли, мы натянули на себя полу-мокрую спецназовскую форму, двинулись дальше.

Минут через десять – двадцать быстрой ходьбы кровь разогрелась, тело приняло привычный температурный режим, и уже благодаря жаркому телу пар от мокрой одежды валил от каждого и без внешнего огня. Дождь прекратился. Часа через два мы остановились на небольшой привал. Группа вошла в привычный ритм.

Шли целый день. Делали привалы, ели практически не разговаривая. Ноги несли нас к точке, которая была на самом краю карты. Мы должны были успеть!

Дошли к ночи измотанные и, выполнив все необходимые премудрости привала, завалились отсыпаться.

* * *

Когда взошло солнце, а по всем признакам утро следующего дня должно было быть солнечным и ясным, разведдозор уже несколько часов наблюдал за противником. Десяток штабных машин, которые, казалось бы, хаотично, но на самом деле – в определённом порядке, по осмысленному умному плану дальновидного офицера расположились на огромной открытой поляне. Продумано было всё. Со стороны подступающего леса, откуда, вероятно, ждали нападения и возможного наблюдателя, было натянуто несколько линий колючей проволоки, соединённой с сигнальными минами, а ещё была куча малозаметных препятствий. Это такая очень тонкая стальная проволока в виде колец-ловушек, которая на десятки метров распутывалась и намертво прикреплялась к земле. Заметить её, в особенности в темноте, было невозможно, а если попасть в неё ногами, запутавшись, – выбраться из неё уже нельзя. Чем больше двигаешься, тем сильнее затягиваются стальные петли. Если в такую сеть попадали животные, высвобождали их, только вырезав специальными ножницами кусок «пространства» вместе с брыкающимся телом. Со стороны огромного поля стояла невысокая вышка. Местность на несколько километров вокруг хорошо просматривалась с неё двумя часовыми.

Два человека – Юра Егенмурадов и Сергей Шатилкин, ещё в темноте проведя полную маскировку, выдвинулись со стороны огромного поля и лежали метрах в двадцати от границы объекта. Маскировочные халаты заранее, несколько месяцев назад, были обшиты сзади длинными тонкими лентами. И ещё ночью мы, насобирав охапки травы, все вместе навязывали эту растительность большими пушистыми пучками на маскхалаты. Затем, заботливо расправив и придав этому произведению дизайн дикого луга, подходящего по цвету и характеристикам местности, надели их на разведчиков. Если в этом халате лечь на землю, то человек в нём абсолютно сливался с пространством. Это напоминало бесформенность поля и одновременно – луговое многообразие и разнотравье. Нельзя было отличить человека в нём, даже если в упор смотреть на эту травяную свежую массу, распластавшуюся возле ваших ног. Мы это умели делать уже очень хорошо. Но главными мастерами маскировки были адепты вьетнамского Дак-Конга[37], особенно после опыта войны с американцами, и – кубинские войска спецназначения с опытом войны в Мозамбике, Анголе и Латинской Америке. Этот опыт был использован и нами. Чтобы убрать блеск кожи лица и кистей рук, мы надавили сок трав с помощью ложек в своих котелках и, отжав капли драгоценной жидкости через