– Подумаешь! – фыркнула Вероника. – Какая разница?

– Огромная. Габриэле – судя по тому, что я вижу на ее странице, – нравится быть популярной. Я же воспринимаю популярность как неизбежное зло.

Вероника пожала плечами:

– Не убедил, но ладно. А почему вы не общались четырнадцать лет?

Тимофей снова помедлил с ответом. Отозвался неохотно:

– Потому что Габриэла была моей одноклассницей. После того, как меня перевели в другую школу, точек соприкосновения у нас не осталось.

– Ну конечно, – пробормотала Вероника. – Телефон, соцсети – это ведь все для слабаков. Какие уж тут точки соприкосновения, и правда. Откуда им взяться…

Чем более явно Тимофей уклонялся от рассказа о Габриэле, тем интереснее становилось Веронике. Шутка ли: впервые за четыре года она узнала, что в Тишиной жизни был период, когда он близко общался с представительницей женского пола! И неважно, что ему тогда было… сколько, тринадцать лет? Да, около того. Совершенно неважно!

Вероника еще раз взглянула на фото Габриэлы. Приблизив его и тщательно рассмотрев, вынуждена была признать, что придраться не к чему. Никаких силиконовых губ, накладных ресниц и татуажа бровей. Стройная, ухоженная брюнетка с модной стрижкой и почти незаметным макияжем.

Девушка с ног до головы была упакована в стильные, идеально подобранные шмотки (названия брендов присутствовали там же, на странице). На заднем фоне плескалось нереально синее море. Габриэла стояла, небрежно облокотившись о борт белоснежной яхты.

Прочие фотографии на странице оказались не менее шикарными. Менялся фон – заснеженные горы, бескрайняя пустыня, буйная зелень джунглей, развалины древних городов и неоновые огни мегаполисов. Не менялась только внешность Габриэлы. Ти´шина подруга детства выглядела настолько безупречно, что Вероника невольно сжала руки в кулаки: перед отъездом до того забегалась, что не успела обновить маникюр.

– Как-то странно получается, – обронила Вероника, делая вид, что ей это вообще-то совершенно безразлично. – Вы с этой Габриэлой не общались четырнадцать лет, а потом она вдруг обратилась к твоей маме и объявила, что ей нужна твоя помощь?

Тимофей пожал плечами:

– Не вижу противоречий. То, что я не следил за судьбой Габриэлы, не означает, что она не интересовалась моей. Габриэла всегда была любопытной. И, видимо, знала, чем я занимаюсь.

– Все равно ерунда какая-то. Ты – в России, она – в Германии. Неужели ей проще вызвать тебя – с которым не виделась четырнадцать лет, – чем нанять детектива по месту жительства?

– Проще обратиться в мюнхенское сыскное агентство, – кивнул Тимофей, – безусловно.

– Но Габриэла, тем не менее, обратилась к тебе.

– Не ко мне, а к моей маме. Они, как я понял, время от времени общались.

– Ну о’кей, попросила маму вызвать тебя – неважно. Почему она так поступила? Настолько не доверяет местным службам?

– Скорее, доверяет мне.

– О. – Вероника подняла на Тимофея делано-восхищенный взгляд, поаплодировала. – Поздравляю! Твои расследования выглядят так впечатляюще…

– Думаю, новые расследования тут ни при чем.

– Новые? – удивилась Вероника.

– Скорее, Габриэла помнит о старом расследовании.

– То есть ты и раньше занимался расследованиями? А почему мне не говорил?

– Я не занимался расследованияМИ. – Тимофей выделил голосом последний слог. – Это был единственный случай.

– Но… – Вероника растерялась окончательно. – Если об этом расследовании помнит Габриэла, то…

– Да. Четырнадцать лет назад. Мы с ней оба были детьми. Габриэла мне помогала.

Вероника фыркнула:

– И что же вы такое расследовали, интересно? Пропажу шоколадки из школьного рюкзака?

– Почти. Меня обвиняли в убийстве.

– Что?! – Вероника вытаращила глаза.

– Напитки, пожалуйста? – В проходе рядом с ними остановилась бортпроводница, толкающая перед собой тележку.

Тимофей отрицательно мотнул головой и отвернулся к окну.

После того как Вероника приняла из рук девушки стаканчик с соком и дождалась, пока та покатит тележку дальше, она попробовала снова обратиться к Тимофею. Но он уже сидел в наушниках с закрытыми глазами.

Вероника вздохнула. Она слишком хорошо знала, что это означает.

Если Тиша закрыл глаза, трогать его бесполезно. Он вернется в окружающую действительность не раньше, чем захочет этого сам.

2

ЧЕТЫРНАДЦАТЬ ЛЕТ НАЗАД

Рюкзак…

Странно – из памяти давно стерлись имена и лица учителей и одноклассников. Он не помнит, где находилась школа; если окажется в этом районе снова, найти ее самостоятельно не сумеет. Но рюкзак, свой школьный рюкзак, тот, с которым приехал из России, помнит до сих пор.

Рюкзак ему купила бабушка, еще в начальной школе. Это был подарок на первое сентября. Темно-синий, с дурацкой картинкой из мультика, изображающей машинку с человеческими глазами. Стандартная логика родителей и бабушек: мальчик должен любить машинки.

Тимофей не любил машинки и мультики про них не смотрел. Он вообще не смотрел мультиков.

Самым приятным в рюкзаке оказалось то, что картинка с него быстро стерлась. Через полгода от нее остался только смазанный силуэт. Когда родители объявили, что они уезжают жить в Германию, рюкзак Тимофей взял с собой. Сложил туда самое необходимое: свой дневник – он тогда вел бумажный дневник, – нужные книги, папку, в которой собирал вырезки из журналов. Он и в школу пошел с этим рюкзаком – хотя мама притащила откуда-то новый, бесплатный, выданный социальной службой.

К рюкзаку те придурки и докопались. Если бы не было рюкзака, они, конечно, нашли бы другой повод. Но рюкзак – был. И другой повод искать не пришлось.

Тимофей тогда плохо знал язык. Два месяца занятий, организованных службой адаптации эмигрантов, – срок явно недостаточный для того, чтобы начать свободно говорить. Но свободное владение языком в данном случае и не требовалось.

– Что это за (…)?!

– В какой (…) он это нашел?!

– Надо выбить из него (…)!

Рюкзак Тимофея пацаны-одноклассники перекидывали друг другу. Это было непривычно: в старой школе, в России, его не трогали. В старую школу он перешел из детского сада, попал в один класс с несколькими ребятами, которые хорошо его знали. Не трогали странного одноклассника сами и, вероятно, сумели донести до других, что этого делать не стоит. В новой школе его не знали.

Развлечение с перекидыванием рюкзака не было для Тимофея чем-то из ряда вон выходящим. Ему и прежде доводилось наблюдать подобные сцены, и он тогда искренне не понимал плачущих, мечущихся между гогочущими палачами хозяев рюкзаков. Понятно же, что терпения у этих идиотов – кот наплакал. Нужно просто подождать, пока они наиграются. А будешь метаться – только еще больше их раззадоришь.

Тимофей отошел в сторону и скрестил руки на груди, выжидая. Заметил на себе недоуменные взгляды одноклассников – они явно не рассчитывали на такую реакцию. Весьма вероятно, что развлечение скоро сошло бы на нет.

Но тут