— Жива? — спрашивает и давай меня честить: — Сумасшедшая девчонка! Едва на лыжах держится, а туда же — на трамплин! Шею свернуть захотела?

— Всего только ногу вывихнула, — прикусив губу, чтобы не застонать, отвечаю ему.

— Всего только! — беззлобно передразнил меня парень, отстегивая обломок лыжи. Потом сгреб меня на руки и понес к салазкам, с которых дружки его мигом убрали бочку с водой.

Так на салазках, запряженных тройкой, я и прибыла в больницу. Вывиха у меня не обнаружили, просто связки на ноге растянула. Перебинтовали потуже щиколотку и отправили домой. Только уже на санитарной «Волге». А парень нахально влез на сиденье рядом с шофером. Провожать меня надумал. Смотрела я на его рыжую шевелюру — шапку он в овраге позабыл — и злилась. Чего я за ним следом с горы покатилась? В школе теперь не оберешься разговоров.

И впрямь, когда заявилась я хромоножкой на уроки, начались ахи да вздохи подружек. Неодобрительно косились на меня учителя, считая, что я поплатилась за очередное сумасбродство. Тремя днями спустя сидела я вечером дома в своей комнате. Глянула случайно в окно, а на улице долговязая фигура маячит. В заячьем треухе. Правда, без косынки на шее и в стареньком пальто вместо свитера. Стоит нахохлившись, будто страус, и валенком льдины ковыряет. Такой забавный, что поневоле расхохочешься. Зачем пришел? Чего торчит у всех жильцов на виду?

Присела я на подоконник, язык ему показала. Рукой знак подала: проваливай, мол, нечего людей смешить!

Он мой намек понял. Еще больше ссутулился. Подошел к свежему сугробу и крупными буквами вывел: ВАСИЛИЙ. Ткнул себя в грудь рукавицей, удостоверяя,  что это его так зовут. Будто мне не все равно, Василий он или Филипп Блаженный. Демонстративно спиной к окну повернулась. Когда глянула украдкой через плечо, его уже след простыл.

Дальше — больше. Чистили мы после уроков с девчонками клетки в живом уголке. Вдруг отворяется дверь и на пороге является мой Дон-Кихот.

— Здравствуйте, — говорит. — Я к вам по поручению юннатов девятой школы. Слышали мы, что ваши морские свинки погибли. Так вот... — и выгребает из-за пазухи двух крохотных зверьков.

После я дозналась, что он за ними на зооветстанцию ездил. В Новую Заимку. Это за семьдесят-то километров от Тюмени!

 Подарок свой он мне протягивает. Я делаю вид, что шибко занята. Тогда к нему Галка Юринева, всезнайка наша, подскакивает. Схватила свинок и давай их чмокать в мордашки. Даже спасибо не сказала. А он молча потоптался возле порога и вышел.

Неловко мне стало. Почувствовала, что зря обидела парня. Тут еще Галка пристает с расспросами:

— Ты его знаешь? Симпатичный мальчик!

— Тоже мне, нашла красавца, — ей говорю. — Рыжий, как бес, да носатый! — Галка удивленно глянула на меня и промолчала.

Глава 2

Рассказывает автор:

Капитан-лейтенант Исмагилов представил Портнова подчиненным. Среди них не было никого из облюбованных утром с причала. Хуже того: старшиной команды оказался тот самый мичман, что первым встретил лейтенанта. В поименном списке он значился Николаем Федоровичем Кудиновым. Он уже в годах, виски густо посолены сединой. Неприязнь Портнова усиливалась еще и потому, что мичман чем-то напоминал ему собственного отца. Может, мешковатостью фигуры, а вернее всего самоуверенным прищуром блекло-голубых глаз.

«Попробуй сработайся с таким...» — невесело думал лейтенант.

Он стоял перед строем и перехватывал на себе любопытные взгляды подчиненных. Немудрено: многим из них он почти ровесник. Вон у левофлангового матроса подбородок и щеки сизы от пробивающейся щетины. А сам Портнов пока еще бреется через день.

— Вашего командира зовут Василием Трифоновичем. С этой минуты он для вас бог, царь и воинский начальник! — балагурчиво говорил с матросами Исмагилов.

«Этому тоже не мешало быть посерьезнее», — продолжал размышлять Портнов.

Зато большое впечатление на него произвел командир корабля капитан третьего ранга Неустроев. Внушительный рост, строго сдвинутые брови на интеллигентном, с тонкими чертами лице, безукоризненно отутюженная форма и манера говорить короткими, отрывистыми фразами — все выдавало в нем настоящего моряка. По крайней мере, в представлении Портнова. Но до командира у лейтенанта было слишком много инстанций. Чуть поменьше, чем ступеней у трапа, ведущего на ходовой мостик.

Поближе познакомиться со своими людьми в этот раз Портнову не удалось. Очень уж канительным выдался последний перед походом день. Уснул лейтенант в первом часу ночи, но то и дело пробуждался от чьих-то шагов в коридоре, разговоров и хлопанья дверей.

Вторая койка в его каюте пустовала. С хозяином ее, лейтенантом Смидовичем, Портнов едва успел познакомиться. Тот весь день мотался по каким-то своим делам, а под вечер уволился на берег.

Окончательно разбуженный корабельной сигнализацией, Портнов чуток понежился в постели. За открытым иллюминатором лучилось солнечное утро. На ум пришли слова матери, что «первый прищур в новом месте — вещун». Но сколько ни старался, сна своего не вспомнил. Зато мысль о матери вызвала грустинку. Последнее время он как-то меньше думал о ней, слишком его мысли были заняты Аллочкой.

В каюту заглянул Исмагилов.

— Доброе утро! — радушно поздоровался он. Заметив кислое выражение на лице своего подчиненного, обеспокоенно спросил:

— Чего захандрил, моряк? Или уже раскаиваешься? Тогда пошли к командиру, пока не поздно.

Портнов отрицательно покачал головой. Исмагилов одобрительно цокнул языком:

— Молодец, лейтенант. Настоящий батыр! Слушай, чего скажу: даю тебе три дня на оглядку. Знакомься с кораблем, с экипажем. А потом закусывай удила и принимайся за дела!

— Я могу прямо сегодня... — заикнулся было Портнов.

— Ну нет, — охладил его капитан-лейтенант. — Сразу в слишком большие герои не лезь. Это опасно!

В девять часов корабль взбудоражили авральные звонки. Портнову некуда было пока бежать, он устроился на крыле сигнального мостика. Глядел на то, как убрали сходню, с землей «Величавого» связывали только стальные нервы швартовов. Небольшой оркестр на причале играл бравурные марши, а в голове у лейтенанта вертелась изрядно надоевшая песенка:

Как провожают пароходы?

Совсем не так, как поезда.

Морские медленные воды

Не то, что рельсы в два ряда...

Вскипели шапки пены над винтами, мелко задрожал