каждой была своя чешуя, сверкающая в свете водорослей разными цветами. Тут были и цвета травы, и цвета рассвета, и цвета моря, и даже чешуя, схожая с полевыми цветами. Но, несмотря на чудесную окраску, рыбины всё равно пугали. Анна замерла, тихо молясь Богам, чтобы её не заметили, однако рыбины уже стали приближаться к ней. Они закружили вокруг и в голове девочки зазвучал хор голосов. Они звучали в одно мгновение, но пленница, к своему ужасу, разбирала каждое слово.

— Прекрасна… юна… невинна… глаза…голубые…море…лицо…дитя…да-а-а.

И в следующий миг Анну пронзила боль в бёдрах. Острые зубы-кинжалы впились прямо в её тело и теперь держали в тисках. Она перестала чувствовать ноги, затем бёдра, затем боль пронзила желудок, поднимаясь всё выше и добираясь к шее и голове. Боль сводила с ума. Девочка уже не понимала, где хуже, где она чувствует, где она существует. Болело всё и разом и, не в силах терпеть, Анна стала вновь отключаться. Её окружила тьма, но теперь уже не пугающая, а тёплая и мягкая, как мамины объятия. Девочка вспомнила теплоту маминых рук. Её голос. Её улыбку. Вспомнила запах отца. Его крепкие руки и добрые глаза. Всё это наконец дало ей расслабиться и боль понемногу ушла. А следом в голову пришёл незнакомый прежде голос, но манящий и завораживающий.

— Теперь у тебя будет другая семья. Ведь ты сама стала другой. Только взгляни на себя. Мы прекрасны.

Анна с трудом разлепила глаза и первое, что она поняла: она видит. Теперь темнота стала лишь полутьмой. В этой полутьме теперь можно было различить стены, покрытые водорослями. Медленно переведя взгляд со стен на такой же склизкий пол, девочка наткнулась взглядом на рыбий хвост. Чей-то хвост, покрытый голубой чешуёй, лежал прямо на каменистом полу. Анна попыталась отодвинуться от него, но хвост двинулся вслед за ней. Ничего не понимая или просто не желая понять, девочка вновь пыталась отползти, но не могла отцепиться от непонятной рыбины.

И тогда она поднимала взгляд выше по хвосту и увидела, как хвост, будто пришитый, сливается с её животом и бёдрами. В немом ужасе она стала шептать и её голос казался ей свистящим:

— Ч-что это такое?

И вдруг голос в голове вновь заговорил:

— Это Мы. Наше идеальное слияние. Мы с тобой теперь едины.

— Кто ты? — мысленно обратилась Анна.

— Это не важно. У нас нет имени. Люди дали нам название «русалки», но оно не нравится. Мы — это Мы.

— Что ты хочешь от меня?

— Мы будем манить к себе еду и уносить на дно. Твои голубые глаза и моя голубая чешуя. Мы будем лучшими в этих глубинах.

В страхе, девочке вновь попыталась отплыть от хвоста, но тот не желал отцепляться, как бы сильно она им не шевелила.

— Не пытайся избавиться от меня. Ты ещё не поняла своей удачи.

— Где з-здесь удач-ча? — уже вслух возмутилась Анна и не узнала свой голос.

Он стал шипящим и свистящим, прямо как у тех существ. И дышала она теперь очень странно. При каждом вдохе и выдохе её шею щекотало. Деревянными пальцами девочка ощупала шею и обнаружила две щели. Когда она попыталась засунуть в них пальцы, то одновременно раздался голос: «Не советую», и сама Анна глубоко закашлялась.

Видимо на звук, а может просто прошло достаточно времени, но в следующий миг в пещере стали вновь появляться существа. Сначала девочка испугалась, что это вновь те «рыбины», но это оказались девушки-рыбины. Они заплывали через узкий проход наверху пещеры. Потому видимо девочка и не могла бы найти выход, если б не знала.

Среди них была и та, что утащила её на дно. Сейчас она смотрела на Анну совершенно по-другому: оценивающе и сурово, будто на непослушного щенка, которого хочет забрать домой.

— Вы рус-салки? — всё тем же свистящим голосом спросила девочка.

— Мы не любим это с-слово! — прозвучало со всех сторон, даже в голове Анны.

— Тогда кто в-вы? — справившись с головной болью, спросила новоиспечённая «нерусалка».

— У нас-с нет имени. Мы — это Мы, — повторила недавнюю фразу девушка-рыбина тем самым голосом, который казалось вечность назад спросил в темноте.

— Теперь ты одна из нас-с, — зазвучал второй голос из тьмы.

Теперь Анна знала точно. Это была та, что утащила её. И потому именно к ней была наиболее сильная ненависть. В девочке закипала злость, а голос в голосе шептал, будто заклинал: «Твоя новая семья».

— Но я не хоч-чу! — возразила девчушка всем сразу.

— Откаж-жешься — мы с-съедим тебя, — едва не облизываясь, осведомила одна из девиц-рыбин.

У неё были кроваво-рыжие волосы и алый хвост.

— Но сначала я выпью из тебя все соки, — зазвучал голос в голове, — И это будет во много раз больнее, чем прежде.

Вспомнив боль, пережитую в этой самой пещере, Анна вздрогнула, и кровавая девица-рыбина восприняла это на свой счёт, а потому оскалилась.

— Ос-ставайс-ся с нами, — почти ласково говорила светловолосая дева-рыбина с серебристым хвостом, — Мы науч-чим тебя охотитьс-ся и питатьс-ся.

Анна осмотрела всех девушек-рыбин и поняла, что почти все они одного возраста: не слишком юные, но и не слишком старые. А ещё, что среди них нет ни мужчин, ни детей. Она была самой младшей из всех.

— Они хороший корм, но плохие охотники. А плохих охотников мы съедаем, — ответил ей голос в голове.

— А как в-вы охотитесь? — вслух спросила девочка, но это уже знала ответ.

— Мы маним людей в с-свои в-воды и с-съедаем, — ответила ей всё та же кровавая девица-рыбина.

— Ты и с-сама с-сегодня с-сделаешь это, — продолжила мысль светловолосая дева-рыбина.

— Или умрёшь, — закончила темноволосая, что притащила её сюда.

Теперь все смотрели на Анну, а она смотрела глубоко внутри себя. Туда, где со слов отца была душа и совесть. Голос в голове молчал и от этого тишина стала почти оглушающая. Зато набатом звучали собственные мысли. Умирать она не хотела. Нисколько. От мыслей о той боли, что была, когда рыбина впилась в неё девочку пробила дрожь. Домой они вернуться не сможет, ведь теперь она не сможет жить где-то, кроме моря. Теперь она, судя по щелям, дышит водой. Оставалось одно. Остаться и присоединиться в девам-рыбинам. Но убивать невинных людей совсем не хотелось. Однако иначе убьют её… Решение нашлось быстро: она будет искать плохих людей: пиратов, разбойников и других. Тех, кто заслужил быть такими.

Твёрдо решив для себя, что так и будет, Анна кивнула. А голос тихо-тихо, на грани сознания, произнёс довольно: «Умница. Так и будет».

С того дня полетели