Часом позже Котара вновь парила над городом. Шлем, нагрудник, наплечники, латы, легкие как перышко, крепкие как сталь, поблескивающие как жемчуг, скрыли формы ее тела и наполнили его магической силой. Эта броня, как и ее новая мощь, были проявлением магии закона и безгрешности – но не в большей мере, чем эти качества были свойственны самой Котаре. По некоторым причинам снаряжение казалось чуждым и отвратительным ей. Если бы Сабул не повелел носить ей эти доспехи, она бы уже разломала их на мелкие части.

Она рассматривала извилистые улицы под ней, подобно сове, выслеживавшей добычу. Хотя уже было достаточно поздно, и большинство смертных нежились в своих постелях, огромный город все еще предлагал плотские утехи избранному количеству богатых и безнравственных людей. Таким человеком был Мултам Ильмиера, который славился страстью к вину, игре в кости и шлюхам столь же, сколь и навыками владения клинком.

Божественная Воля в ее непостижимой мудрости даровала Котаре инстинкты охотницы, несмотря на то, что она редко в них нуждалась. Они достаточно быстро привели ангела к Мултаму. С четверыми подельниками тот брел из таверны, в голос распевая непристойные песни и покачивая в ритм глиняными кувшинами. Даже сверху Котара могла учуять запах спиртного, который не только присутствовал в их дыхании, но и сочился сквозь кожу.

Если кто-то узнает, что Мултама убил ангел, то род Хаджин, а именно, трое из тех, кто принадлежит к Гражданской гильдии, окажутся под подозрением. Поэтому Сабул велел умертвить его незаметно. Котара могла убить свою жертву сверху, застав врасплох и мгновенно раствориться во тьме, но сама ее суть не позволяла сражаться так трусливо. Она спикировала вниз, схватила Мултама под руки, и, шумно ударяя крыльями по воздуху, унесла его прочь. Он визжал, а друзья растерянно озирались по сторонам в его поисках. Но они и не подумали посмотреть вверх – во всяком случае, не сразу. Ангел вмиг оставила их далеко позади внизу. Она летела, пока не увидела под собой безлюдные задворки, и лишь тогда пошла на снижение к земле.

Мултам был худым мужчиной, с хмурым лицом, одетым в богато расшитый ярко-красный кафтан. Он был то ли парализован ужасом, то ли, напротив, достаточно спокоен и осторожен, чтобы понять – если он вырвется из крепких рук своего похитителя,то разобьется насмерть. Поэтому, пока они летели по воздуху, он не сопротивлялся. Но, как только его ноги коснулись земли, руки поползли к алой рукояти сабли. Оружие уже наполовину покинуло ножны, когда Котара встала перед ним, и он впервые увидел ее. Темные зрачки человека расширились, и он замер, но лишь на мгновение. Рассмотрев ее как следует, Мултам занял оборонительную стойку. Оценив легкость его движений, Котара поняла, что он уже не пьян, несмотря на смрад выпитого ранее спиртного. Она порадовалась этому.

– Итак, – бесстрастно проговорил Мултам, – эти слабаки Хаджины имеют больше мужества, чем я предполагал. По крайней мере, достаточно для призыва убийцы, чтобы не сражаться в поединке лично. Кто же из них прислал тебя?

Его голос помрачнел, но в нем послышалась и тень насмешки. – Не тот ли это бедняга, что лишился старшего брата?

– Правосудие прислало меня, – ответила Котара, и насмешка над горем Сабула исчезла с лица Мултама. – Одно лишь оно.

– Лгунья, – ответил он. – Правосудие присудило мне свободу на открытом заседании еще вчера. А то, что делаешь ты, зовется справедливостью. Я никогда не убивал существ, подобных тебе. Я задаю себе вопрос – если я раню тебя, почувствует ли твой повелитель боль, как повествуют старые сказания?

Быстрый, как пантера, он прыгнул на нее.

Котара едва успела остановить удар. Острие его сабли со звоном ударилось об ее наруч, и противник оказался за ней. Они повернулись лицами друг к другу, и Мултам набросился на ангела со вторым ударом, которого она смогла избежать, лишь отступив назад. Она почувствовала прилив магии, придавший ей сил, и волшебство наделившее ее нечеловеческой скоростью.

Котара была благодарна за это. Это означало, что он имеет какой-то шанс на победу, хоть и небольшой. Она держала его на расстоянии и ждала момента для главного удара. В тот же миг она увернулась от его выпада, сделав шаг в сторону, и сбила его с ног своим крылом. Удар отбросил его обратно на землю. Мултам попытался встать, но Котара налетела на него, не касаясь земли, и толкнула его в грудь. Захрустели сломанные ребра, и человек вновь рухнул навзничь

Он был, наверное, еще жив, но уже беспомощен. Котара остановилась, обнажая клинок для завершающего удара, но тут руки Мултама пробрались под его шелковое одеяние. Она почувствовала магию, грязную магию некромантии на этот раз, нахлынувшую так, словно он пустил в ход некий тайный амулет. У ангела закружилась голова, она ощутила слабость и упала на колени. Мир вокруг погрузился во тьму – ее зрение начало слабеть. Слова, напоминавшие воронье карканье, тянули из Котары энергию, но она сопротивлялась, стараясь разорвать проклятие. В конце концов, сила перестала утекать из ее дрожащих рук и ног, и темнота в глазах постепенно развеялась, позволяя взглянуть в лицо мрачному человеку перед ней. Его тень нависла над ангелом, занося изогнутый клинок для смертельного удара.

Котара выбросила руку вверх и схватила Мултама за запястье, остановив его саблю над собой. Ее пальцы, сжатые с силой тисков, сломали ему кость, а затем Котара бросила его на землю, где удар по горлу положил конец человеческому существованию. Она почувствовала крик ужаса и отрицания, запертого в умирающем теле, а потом лишь пустоту, когда жизненные силы покинули его плоть навсегда.

Сидя у тела, дрожа и ожидая восстановления силы, она напоминала себе, что Мултам не отрицал убийство брата Сабула. Он нанес первый удар в битве с ней. Он, в конце концов, напал на нее с колдовством, давшим ему силу тьмы и смерти, и запрещенным для всех, кроме членов гильдии Теней. Это означало, что он мог поклоняться демонам из Бездны.

До сих пор ни один из врожденных рефлексов Котары не помог ей так сильно, как сегодня. Ее сердце было до сих пор наполнено болью. И только одна мысль утешала ее – дело было завершено.

Сабул, уставившись на ангела, внимательно слушал ее историю. Когда Котара закончила, он сидел молча некоторое время, и она всматривалась в его худое, усталое лицо, тщетно пытаясь найти признаки радости или раскаяния.

Потом он сказал: