С холма, который только что появился перед его глазами, к Захару спускалась тёмная фигура. Фигура как будто тащила за собой и жизнь, и смерть: небо за её спиной рябило, изменяюсь каждую секунду. Чем ближе фигура подходила к Захару, тем проще для него становилось сличить её — это был мужчина, хотя лица и не было видно, но по телосложению было понятно, одетый только в мантию абсолютно черного цвета; он был так же бос, как и Захар.

Фигура находила в паре сотен шагов от Захара, и вдруг он осознал. Теперь он почувствовал: это было первое неприятное впечатление в этом месте — его охватил страх. Горло в момент пересохло и не слушалось его. Единственное, что он смог сказать, когда фигура остановилась перед ним в двух метрах:

— Ттт … смерть?

— Нет, — голос фигуры звучал грозно, но снисходительно. — Я твой Ангел-хранитель. Всю жизнь я помогал тебе, но сейчас пора время уходить. У тебя есть пара дней — закончи все дела, и я приду, — он прошёл мимо Захара и направился дальше, как будто разговора и не было.

Вдруг он остановился и обернулся к Захару: — Поменьше кури.

Жизнь мерится часами

Солнце через щель пробилось в комнату. Захар спустился с кровати. Он уже давно так не высыпался: кости его не тревожила, и голова не болела. Захар прошёл в кухню, поставил греться чайник и присел на табурет, стоявший возле кухонного стола. Сон никак не выходил у него из головы. Пепельница стояла прямо под рукой, но Захар не трогал её, хотя каждого утро перед завтраком выкуривал одну.

«Что это было?» — думал Захар.

Когда чайник вскипел, чай был заварен, на глаза Захара попалась тумбочка, стоявшая напротив табурета, в углу комнаты. Что-то поманило его туда. Захар встал и пошёл к ней. Открыл верхнею дверцу, пошарил в каких-то старых газетах и бумагах и обнаружил под всей этой кипой маленький молитвенник, подаренный дочерью. Захар никогда не был набожным: «Вся жизнь пройдена без Бога, и на тебе!»

Что-то заскрипело у него в груди: «А может не сон?»

Он достал молитвенник из полки, а на её место положил пачку сигареты и зажигалку, вернулся за стол и открыл молитвослов. Глаза его снова потянулись к тумбочке: «Может последнюю раз бросаю? Нет, последняя была вчера». Он медленно опустил глаза в молитву.

Весь день Захар поучался: он читал всё, не разбирая к чему относилась молитва. Чем больше он вникал в текст, тем больше чувствовал прощение Бога. За свою долгую жизнь Захар первый раз почувствовал настоящие единение со всем живым — смирение и покорность была в его душе.

Он несколько раз за день вышел в сад, понаблюдал за деревьями: «Завтра. Завтра точно зацветут».

Следующий день Захар провёл на веранде; он больше не читал молитвослов: он вёл монолог с Богом: «Я беден душой, но больше мне не с кем поговорить. Знаешь, когда оборачиваешься назад, то выходит, что в жизни было всего пару событий, которые её построили: я помню, как водил Веру в школу, когда мне было 30 — помню, как болтали с ней на лавке — мне этого ужасно не хватает. Скажи мне: почему сейчас, когда мои близкие уехали и я не смогу умереть в кругу семьи; почему ты решил именно так? Зачем ты послал ко мне этого ангела и что со мной будет?».

Ответов Захар так и не дождался, но каждый раз задавая вопрос и ожидая ответа, испытывал сильнейшее чувство, дарованное каждое человеку, поборовшему одиночество — любовь.

Когда пришёл вечер, Захар поднялся с лавки и направился на задний двор в сад. Он не был опечален, что не получил ответов; Захар усвоил — путь его не предсказан даже Богу. На заднем дворе расцвели почти все деревья: их белые и розовые цветки сверкали в закатном Солнце — по воздуху летал дух жизни. Захар получил ответ на вопросы.

Угли

Наступил вечер. Захар зашёл в дом — прошёл в комнату с печью. В комнате была небольшая полочка для книг, платяной шкаф для вещей, слева от входа стоял маленький холодильник «Полюс» и диван, на котором каждую зиму спал Захар. В комнате было прохладно. Захар растопил печь, вытянул задвижку и приоткрыл заслонку, чтобы свет от огня падал в комнату. Он присел на правую сторону дивана, опершись на подлокотник рукой.

«Я всё…», — с облегчением подумал Захар.

— Прекрасно, — вдруг на другой стороне дивана появилась фигура его нового знакомого.

— Знаешь, когда приходит смерть, то старому человеку даже не нужно вставать с постели, чтобы закончить все свои дела.

— Понимаю, ты не первый кто так говорит.

— А кто же ещё? Кто меня обогнал?

— Не могу говорить. Когда настанет время, всё узнаешь, — сказал Ангел, ознаменовав паузу в разговоре.

Прошло несколько секунд молчания, тяжелого свистящего молчания. Захар взглянул вниз: из печи на носки кроссовок падали яркие струйки света. Они медленно пробирались дальше по комнате — так доходили до конца дивана и останавливались на кончиках пальцев Ангела, лишь слегка освещая подол его мантии.

Захар поежился, его терзали вопросы, которыми он раньше не задавался:

— Ответь мне на вопросы; что меня там ждёт? Кто может дать ответ, кроме тебя; ты ближе к Богу, чем кто-либо… Ты мой Ангел-хранитель, чёрт тебя дери!

— Нет, ответов я тебе не дам, но ты можешь что-нибудь рассказать, если мы тут сидим — только не думай, что сможешь поведать мне то, чего я ещё не знаю.

— Ты бесполезен: приходишь ко мне, говоришь, что я скоро умру и должен закончить все дела сразу же как моя дочь и внучка уехали! Ты хоть понимаешь, что говоришь? Ты говоришь, что я их больше не увижу! Зачем? Зачем ты пришел?!

— Это мой путь; такой же, как и твой — уйти сейчас. Не я выбрал его и не мне судить тебя. Помни, каждый раз, когда ты был беде… Ты хоть представляешь каких трудов мне стоило тебя вытащить: именно я ответил тогда на твой звонок!

В комнате повисла тишина, слышался только треск горящей березы из печи.

— Прочь. Прочь! Это не правда, и ты это знаешь! — заорал Захар.

Его лицо покраснело, выступили капли пота; на правом виске выступила вена. Мгновение, и духа не стало.

Захар