Вкус вина и шашлыков делали приторными негодование и беспомощность Стаса в тот день. Он видел, что Надежда влюблена в Михаила. Но время беспощадно ко всем. За год из счастливой пары они превратились в обычных людей, не притершихся друг к другу. Потом они расстались… и теперь Надежда свободна.

Но сейчас было ясно: она ждала не Стаса.

— Я нашел! Сейчас мы обработаем раны и помажем зеленкой! — натянуто улыбнулся Стас подходя к Надежде. — Садись, будет щипать.

Она послушно свесила ноги с дивана. Пронзила щипающая боль в коленях, от перекиси водорода. На этом всем фоне продолжал говорить Стас, да и он сам был фоном — все это было не важно и даже не ощутимо. Пожирающая изнутри пустота была страшнее, более пугающей, чем телесные раны.

— Ай! — вскрикнула Надежда, все же зеленка вернула ее в реальность.

— Прости! Прости! Сейчас все пройдет! — суетился Стас, дуя на раны.

— Тебе с Михаилом приносит радость издеваться надо мной?

— Нет, ты что? — возмутился Стас, но опустил голову вниз. Ему стало стыдно, Надежда не должна быть переходящим знаменем от одного мужчины к другому.

— Ну что молчишь палач? Это я должна опустить голову, чтобы тебе легче было рубить. Или ты еще хочешь продолжать издеваться надо мной?

— Это не так, — тихо ответил он.

— Серьезно? — пустота внутри Надежды сменилась на гнев. — Ты считаешь меня дурой? Что тебе надо? — она схватила Стаса за волосы. — Почему ты не смотришь мне в глаза? Я не дура!

— Ты не так все поняла, — невнятно промычал Стас.

— Тебе это все надо? Ну что ты, бери… — Надежда притянула его к себе, и он рухнул на нее. — Ну что ты?! Бери!

Стас приподнялся, уперевшись руками на диван, и смотрел на нее. Он хотел уберечь ее от боли. Предательски на секунду глаза опустились вниз. Надежда сорвалась на истерический крик.

— Ясно! Я ведь переходящее знамя! — она рванула декольте платья. — Что ты медлишь?! Бери! Вы выиграли! — он не шевелился. — А тебе ведь еще и поиздеваться надо! Ну что ты медлишь?! — Надежда наносила пощечины Стасу. — Ну давай! Давай! Что ты медлишь?! Ты ведь мужик!

Стас терпел каждый удар, пусть бьет, ей станет легче. Как еще ей помочь? Нужно успокоить ее, иначе она поранится. Он просунул руку ей под спину и резким рывком притянул Надежду к себе, а после перевернулся на спину и со всей силы прижал руками к себе. Она дергалась, но сдалась и разревелась.

«Успокаивается», — подумал Стас, поглаживая ее голову. Любая Надежда имеет свой предел, и он был достигнут. Но лежа в объятиях постороннего мужчины, ей стало спокойнее.

«Возможно, я нужна кому-то» — подумала она, но все не имело смысла. Сдавшись, уснула, а он боялся пошевелиться — разрушив аллюзию счастья.

Надежда проснулась среди ночи, Стас лежал рядом. Такой теплый — даже горячий, обжигающий своим дыханием ее плечо.

«Что с ним не так? Почему он любит меня? Я ведь его не люблю…» — думала Надежда. — «Зачем Михаил продал меня другу? Почему не он здесь? Быть может, что-то случилось, а я, дура, поняла все не так? Да и еще этот дурак ничего внятного не сказал?» — мысли выстраивали цепочку защиты любимого, и Надежда разозлилась на Стаса.

— Проснись! — столкнула она на пол спящего. Он грохотом свалился. — Отвечай, придурок! Ты что здесь делаешь? Что с Михаилом?

— Ай… — простонал Стас, почесывая затылок. Он еще не успел проснуться.

— Что ты разлегся? Отвечай! — толкнула она его ногой в бок.

Стас протянул смятое неподписанное письмо, и оно было открыто.

— Это твое, от… — он не смог продолжить, отвернулся.

Надежда неуверенно достала листок и тут же отшатнулась, но через секунду осознав от кого оно, принялась читать.

«Привет! Да, я знаю, что раньше не писал тебе писем. Но это письмо было написано не сегодня, а очень давно. Писал, любя тебя — не в стихах.

Ты, наверное, удивлена, что его принес Стас? Просто я мертв»

Надежда опустила руки вниз и, бледнея, посмотрела на Стаса, ища в его взгляде опровержение написанного.

— Читай дальше! Жив он! — виновато и твердо сказал он.

Надежда жадно, будто глотая свежий воздух, продолжила читать, но постоянно сбивалась.

«Просто я мертв. Нет, не то, что умер, телесно я жив. Но по отношению к тебе я умер. Я больше не такой, каким был с тобой раньше.

Моя жизнь изменилась, когда я встретил тебя, и моя жизнь закончилась, когда я потерял тебя.

Пойми, я уже вижу тебя другой, не такой, как раньше… Ты больше не моя… Я не знаю, как это назвать, как не смерть. Я мертв.»

Надежда не могла дальше читать, слезы застилали глаза.

— Давай я прочту, — протянул руку Стас.

Надежда со злостью ударила его по руке и, как дикий зверь, отползла в угол дивана. Адреналин дозой вдарил в голову и сбил всякие слезы. Она продолжила читать.

«Ты ведь знаешь, что я всегда был честен. Это письмо я тебе пишу, ещё любя тебя — живой. Но уже чувствую предстоящую боль. Почему? Потому что я слаб. Я даже не смог сказать тебе этого в лицо! Понимаешь?! Зачем я тебе такой?!

Никчёмный! Ничтожный! Жалкий!

Ты понимаешь? Я никто!

Да черт тебя дери! Ты сломала меня! Почему я не сдох в тот момент, когда разлюбил тебя? Ведь большего счастья в моей жизни не будет.

Я писал это письмо месяц! Каждый день садился и бесился! Рвал и метал! Ненавижу все!

Извини, извини меня, не хотел обидеть тебя, (ведь я люблю тебя! — перечеркнуто)

Нет! Ты пойми, как я могу любить тебя, если я ухожу от тебя? Ненавижу и люблю. Мне проще убить тебя, чем разобраться в себе.

Извини, ты не виновата. Это со мной все не так. Я сдался. Не могу быть больше с тобой.»

Надежда вновь опустила руки, ее переполняли боль, злоба и жалость… Она хотела спрятаться.

— Там есть и с обратной стороны, — сказал Стас.

Его слова, как надежда, залитая кровью любви разбитого сердца.

«Стас мой друг, я знаю, что он влюблен в тебя. Да и он хороший, не то, что я, мудак.

Но не могу я быть с тобой. Не могу. После того, как ты была моим светом жизни, никогда соврать тебе я не смогу.

Но сил сопротивляться тебе нет. Нет! Я лучше умру, чем уничтожу своим враньём и безразличием к тебе. Все то, что создали когда-то.

Прости, я уехал далеко,