И старик ушел, а с ним вместе и шорохи. Совсем недвижным стал лес. И тогда фея Перели уснула на ветке, как лесная птица.

Почему-то ей приснились синие капли. Синие, прозрачные капли стекали с неба и повисали на какой-то узорной резьбе, которая раньше была невидимой, но вот вдруг стала видна. И перед ней раскрылся прозрачный дворец, молчаливый дворец, и на нем узор из синих капель.

Она проснулась очень рано и несколько минут все еще жила среди синего мира, точно никак не могла выйти из заколдованного царства. Утро было сизое, прохладное. Березка стояла сонная, вся в тумане, ветки у нее запутались, сплелись с туманом. Надо было ее разбудить да причесать. Сосна все еще разговаривала с самой собой про что-то такое важное, такое важное, что утром и понять нельзя. Надо было просто подойти, прислониться щекой к коре и помолчать немножко. Тогда она совсем проснется, вздохнет глубоко-глубоко и улыбнется со своей высоты. И тут-то и начнется утро, пахучее, радостное. Надо будет скорей брать лукошко с солнечными лучами, бегать, подносить лучики к росинкам и поджигать их. Это занятие фея Перели очень любила. Но сегодня она с самого утра была задумчивой, и вот приснились же ей почему-то не разноцветные, а синие капли…

Все утро она пробродила между деревьями, так и позабыв про лучи в лукошке. Утро оставалось туманным, сизым. Нет, нет, да и начинали падать с неба капли. Только они были не синие, совсем не такие, как ей снились. Вдруг и из глаз ее тоже капнули две капли, и тоже не синие, а обыкновенные. Она пошарила в лукошке, чтобы достать платок и вытереть лицо и деревья, да тут вдруг случайно и выпал лучик. Выпал и запутался, и повис где-то в листьях. И такие изумрудины засверкали в листве, что фея наконец не выдержала, засмеялась и пошла поджигать лучиками капли.

Как уж прослышали птицы, никому не известно, но только стали они петь по всему свету, что фея Перели хочет выбрать себе мужа. Про все раззвонили — и про то, что стала фея задумчивой, и про то, что старый Пан отговаривает ее выходить замуж, вздыхает да качает головой.

А старый Пан и на самом деле качал головой и говорил:

— Эх, дочка, ну на что тебе муж? Неужели мало тебе радости? И лес твой, и небо твое. Лучи у тебя в лукошке, звезды под шапкой, и я-то, старый, хожу за тобой, как нянька. А меня ведь боялись многие… Я ведь лесной бог, а ты, что захочешь, то и делаешь со мной. Потому что люблю я тебя, дочка. И где ж для феи найдется муж? В лесах его нет, а ведь за городского ты сама не пойдешь, его тут каждый листок на смех подымет.

Пан сидел на огромном корявом пне, а фея Перели на мягкой траве, такая маленькая и легкая, что, казалось, ветер мог поднять и унести ее.

— Отец, — сказала она, — колокольчик цветет для того, чтобы кому- нибудь стало очень хорошо жить на свете. А от этой радости еще что- нибудь родится, — может, звезда, может, песня, а может, человек. Все думают, что он маленький да глупенький, этот колокольчик, а он, может, мудрей всех…

— Ну вот и гляди на колокольчик, я тебе еще весной ландышей по всему лесу разбросаю.

— Отец, а мои глаза ведь тоже цветут.

Ничего не сказал старый Пан, только глубоко-глубоко вздохнул — так, что шелест прошел по всему лесу.

— Да, отец, я забыла, что собрала тебе изумрудины. Они сегодня на елке зажглись, а я их собрала. Пусть у тебя в пещере живет зеленый огонь и по ночам светит. Только одну изумрудинку я себе оставляю, остальные бери, — и фея Перели протянула Пану горсть изумрудин.

В это время длинный закатный луч пронизал лес. Вот к таким лучам фея подбегала, бывало, — быстрая, проворная, — раз-раз-раз — надергивала себе маленьких лучинок, чтобы было чем назавтра росинки поджигать. Подбежит, надергает и убежит. Но сейчас она не стала дергать лучинки, а просто, засмотревшись на закатный луч, медленно вошла в него. И тогда он ее обнял тихо-тихо и приподнял, и вот она очутилась на стволе сосны, розовая, волшебная… Вот луч поднял ее еще выше, еще, и наконец посадил на самую вершину. Как хорошо там было! Может быть, никогда еще в жизни не было ей так хорошо.

— Я ухожу, — сказал закатный луч. — Посиди без меня на облаке. Пусть оно останется розовым и посветит, когда меня не будет.

Так и заснула фея в эту ночь на облаке. На облаке вплыла в свой синий сон, в синий, в белый, в необъятный…

А в далекой стране жил царевич. Услыхал он от птиц, что фея Перели хочет выбрать себе мужа, и очень обрадовался. Ни одна царевна ему не нравилась. Так хорошо было бы жениться на фее!

— А что, очень красивая твоя фея? — спросил он у зяблика, который ему все рассказал.

— Она бывает разная. Иногда розовая, иногда синяя, иногда золотистая, — сказал зяблик, — одним красивая, другим не очень. Приходи, посмотришь.

— Как это — розовая, синяя, золотистая? Это у нее платья такие есть?

— Ну да, платья. Только они как-то вмиг меняются сами собой, и вокруг нее свет разных цветов. Приходи, посмотришь.

Все это было интересно, и царевич пошел в лес.

Он пришел туда днем, когда фея Перели обычно была занята работой: успокаивала птенцов, которые, раскрыв желтые носики, кричали, ожидая мать и отца; убиралась в беличьих гнездах или вышивала золотом по зелени. Царевич застал ее за вышиваньем и решил, что это подходящее для царской невесты дело. Фея ему очень понравилась. Он вообще любил маленьких женщин, а эта еще такая быстрая, хорошенькая, сразу чувствовалось что-то волшебное.

— Здравствуй, фея Перели, — сказал он, — я царевич, я хочу на тебе жениться. Я принес тебе в подарок жемчужину из царской короны. Пожалуйста, спустись с дерева, я отдам ее тебе.

— Спасибо, царевич, — сказала фея, — я тоже хочу сделать тебе подарок — вот эту изумрудинку. На, лови! — фея бросила с ветки большую, засверкавшую изумрудину. Казалось, она летела прямо в руки царевичу, но вот скользнула и пропала. Он беспомощно оглянулся, пошарил в траве, но ничего не нашел. А с дерева раздался тихий грустный голос феи:

— Бедный царевич, ты не умеешь ловить изумрудинки. Как