Шрифт:
Закладка:
Вокруг толпа, мужские тени в темных фраках.
Дамы в вечерних платьях, то спорят, то едят.
А мы боимся чувств. И только под столом не зная страха.
Нога к ноге, и вновь защекотал мой разум этот взгляд.
Две чашки кофе, между нами на столе.
След от помады на одной из них, а лучше бы на мне.
Не темный, а молочный. А под столом нога к ноге.
Виновен точно шоколад, что меня тянет так, к тебе.
Мой маркер, радужного цвета.
Поэту, судьи – не нужны!
Художник, сердцем строки пишет.
В словах он ноты слышит,
Чернилами скребет стихи.
Гоните в шею, пустословов
Тех умников, что учат вас писать.
Тех мастодонтов, им надо отвечать.
Для рифм души, нет писаных законов.
Великое может прийти из неоткуда.
То мастерство рождается в душе.
Оно заставит вас поверить в чудо,
И этот дар, он не такой как все.
Честь, совесть, правда лишь важны.
Художник – это красный маркер в своем веке,
На белом полотне истории его стихи,
Находят отклик в каждом человеке.
Так что стучите в двери, чтоб открыли.
Идите по дороге жизни, чтоб прийти.
Влюбляйтесь искренно, чтоб вас любили.
И не жалейте никогда, о пройдённом пути!
Недавно, вышел я из дома
Недавно, вышел я из дома,
Пройтись по мокрой мостовой,
Через дворы и сквер знакомый,
По улицам «Весенней» и «Прямой».
По лужам, шлёпая в ботинках,
И разбивая мокрую листву.
Дождь шел, а я с зонтом в обнимку,
Укутался шарфом, да и иду.
Иной чихнул, другой вздохнул,
Чуток промок, притягивая хвору.
А я, рукой на всё махнул,
И хлюпаю по лужам снова.
Воздух прохладен был. Ветер игриво,
Листву по мостовой гонял.
И как-то замечтался я, и потому неторопливо
В тот вечер я домой попал.
Как помню, вышел я из дома,
Пройтись по мокрой мостовой.
Ну а на утро, доктор мой знакомый
С улыбкой так промолвил:
«У вас ангина, дорогой!»
…тебя тоже тянет ко мне.
Подслушав её сердце, я – улыбнулся.
Оно мне вторит, что нет сильнее того,
когда два тела друг друга – коснуться,
украдкой. И в миг розовеет лицо.
И вроде годы, и не ловко стесняться,
можешь позволить, без объяснений любовь,
но Боже, как приятно к ней прикасаться
зная, что это, из рая – запретный плод.
Желая сорвать его, жмешь руку змею.
И готов на безумство, ради минут наедине,
смотришь в глаза, и читаешь в них: «Я тебе верю,
что тебя тоже тянет ко мне…»
У каждого свой поезд
День рождения бываю разные.
С громким салютом и мишурой.
Бывают с бутылкой и стол – грязный.
И мысли, только бы не запой.
Бывают соберутся все, кто тебе дорог.
Хотя никого и особо не звал.
Всё же лучше, чем пафос в твои сорок.
И подарки, отбить стол, я ж просчитал.
Помнишь, первые два три года свободы.
В 15, когда казалось, что она насовсем.
Много их проходит за прожитые годы,
И я не верю, когда говорят они одинаковы все.
Помнишь, годы становления, суеты, отрицания.
Все друзья! А подарки тебе не нужны.
Это за 40, годы ожидания чужого признания.
Звезды, люди, еда тут детали важны.
Хотя так забавно в итоге выходит,
Рад не подаркам, а простому с душой эСэМэС.
Хорошо если за годы понимание приходит,
Что нет ценника дружбе, и не продается честь.
День рождения по сути бываю разные.
И верь мне не важно сколько прожито лет.
Главное, что день рождения не бывает дважды,
Каждый неповторим и в этом жизни секрет.
А по статусу вещи, для показа лишь годные,
Их не взять, не отдать, на всю жизнь, ну не как.
Чемодан, то без ручки, но зато модный.
Вот и караулишь его, пока на пироне жизнь отбивает такт.
День рождение – это станции на пути поезда.
И каждый раз на пироне свой кавардак,
И не сойти, и не остановить хода того поезда.
До «конечной» нам билет, выписан. Вот как-то так!
Оттенки карего цвета
Тебе говорили, что глаза у тебя цветом – кофе.
А утром, их цвет был шоколадным, и молчаливым,
Словно предвестник, неизбежной для меня катастрофы.
В этот день, в зимний час, не особо дождливый.
Когда ты злишься, это точно цвет черно-серого перца.
Но стоит улыбке проникнуть в твой скромненький мир.
И глаза уже цветом ирисок, что мама варила, из детства.
И в миг всё поменялось, как на фото, после слова – «сыр».
А в холодные, снежные дни – это цвет душистой гвоздики,
В горячем глинтвейне. У камина, под пледом в тиши.
Так необычно, как костер на снегу, нежный и дикий.
И в нем отражаются, сплетения желаний у ранимой души.
Я помню их чайного цвета, словно виски отменный
Они так же пьянили и градус желанья под стать.
А ты говоришь, только карий тон, в их цвете, ценный.
Смешная. Как же можно одним цветом душу твою, описать.
В твоих глазах ещё десятки оттенков для меня новых.
И каждый в свой момент жизни, по-своему мил.
А ты говоришь они карие! О, как же мне это знакомо.
Как жалко, что я видел крупицу из них, и не все ещё оценил.
…такими же
Никогда, мы не будем такими же,
Мы живые, а значит, способны на жизнь огрызаться.
Боль и грусть, не черствея – прожить бы.
Жизнь бывает жестокой, но глупо её боятся.
Никогда, ты не будешь таким же,
Как за минуту до слова «нет» в ЗАГСе,
Памятуя о шутках, переспросишь: «Серьезно ли?»
И в ответе её, разлетится весь мир на части.
Никогда, ты не будешь таким же.
После боя, смывая кровь чужого солдата.
До конца жизни себя будешь корить ты.
И что с того что приказ, всё равно виноват я.
Никогда, ты не будешь таким же.
Как был минуту назад перед стартом.
Только третий, побежденный другим уже.
И дело не в допинге, дело в прошедшем азарте.
Никогда, мы не будем такими же.
Мы живые, а значит, способны на жизнь огрызаться.
И как бы там не было, доброту
