Шрифт:
Закладка:
Дойдя до третьего этажа, я тихо прошла по длинному неосвещенному коридору, нашла ручку своей двери и осторожно повернула ее, чтобы не разбудить соседку по «камере». Войдя, направилась к своей кровати, но по пути случайно зацепила руку спящей Зойки.
– Опять ты по ночам шляешься, – пробурчала она недовольно голосом старой ворчливой старухи. – Нужны тебе эти сопливые малолетки…
– Отвали, – огрызнулась я и легла, укрывшись одеялом. – Это вообще не твое дело. Поняла?
– Да пошла ты, – огрызнулась та и, повернувшись на другой бок, замолчала.
Вскоре, послышался ее громкий, прерывистый храп, от которого я постоянно не могу уснуть.
* * *
Я живу в детском доме вот уже четырнадцать лет и познала все законы нелегкой жизни в этом заведении. Объясню сразу – детский дом не учит нас полезным навыкам социализации. Вообще. Жизнь здесь – это вечная борьба за выживание.
Совершенно все дети хотят убраться из этой дыры подальше, многие мечтают попасть в хорошие семьи и навсегда забыть весь этот кошмар…
На самом деле, мы будто обезьянки в зоомагазине. К нам приезжают люди, которые желают усыновить ребенка, и они ВЫБИРАЮТ кого-то из нас. Это очень мерзко и неприятно.
Кроме семей желающих взять под опеку ребенка, у нас бывают гости из разных компаний-спонсоров. Они ходят ВЕЗДЕ, даже без нашего позволения входят в НАШИ комнаты, а мы еще и радоваться этому должны, будто мы их приглашали.
Ненавижу приезжать в школы на соревнования или олимпиады, потому что ВСЕ знают, что мы детдомовские, и ВСЕ смотрят на нас, как на прокаженных.
Также, многие люди считают, что детдомовские дети стремятся к общению с посторонними, так как мы обделены им. Да, обделены, но мы не стремимся к общению с чужими людьми. На самом деле воспитанники ВСЕХ детских домов относятся к подобному вниманию с настороженностью. Ну, а что вы хотели? Мы же обезьянки в зоомагазине…
А еще люди «извне» считают, что у нас все есть. НЕТ. У нас мало одежды, которую, чаще всего, мы носим по несколько лет. К тому же, у нас не спрашивают, нравится нам то или иное или нет. Дали – носи. Мы не щеголяем в новых нарядах каждый день, потому что мы, по сути, нищие крысята. О каких-либо украшениях вообще не может быть и речи. В общем, в детском доме есть все для жалкого существования, кроме личного отношения и индивидуальности.
Еще всех раздражает режим дня. Такое чувство, будто мы находимся в тюрьме, хотя, так оно и есть. Я прожила четырнадцать лет по этому ужасному расписанию и у меня, если честно, все это уже сидит в печенках.
В завершение небольшой экскурсии по детдомовской жизни, могу добавить, что дети здесь совершенно не имеют представлений о внешнем мире и не умеют обращаться с деньгами.
Господи, как же я хочу убраться отсюда! У меня было несколько попыток побега, но меня либо ловили на месте, либо находили стражи правопорядка и приводили назад. Меня наказывали. Запирали на несколько дней в каком-нибудь чулане и не давали выйти. Для естественных нужд мне ставили старое ржавое ведро в угол каморки и уходили. Кормили пару раз в день тем, что не доели остальные. Сначала я плакала часами, а потом смирилась с этой гадкой и несправедливой жизнью, существуя с мыслью, что рано или поздно я сбегу отсюда.
Конечно, люди «извне» скажут: «Да что ты, подожди до совершеннолетия! Тебе дадут квартиру, и все будет хорошо!» Нет, так не будет.
Для начала, сумма, которая выплачивается совершеннолетнему, кончается где-то месяца за три. Отсутствие опыта самостоятельной жизни приводит к печальным последствиям. А очередь на квартиры для сирот в некоторых регионах составляет пять-семь лет. До этого момента нужно где-то жить. Также стоит учесть, что отдельную квартиру получают те, кто нигде не прописан или их жилье признается аварийным. Большинству детей предлагается после совершеннолетия вернуться к своим родным.
Вот такая суровая реальность. Поэтому я не вижу смысла ждать своего восемнадцатилетия. Лучше сбежать сейчас. На этот раз у меня есть хороший план, и я знаю, как раздобыть деньги. Конечно, это не самая лучшая идея, но у меня нет выбора. Будут деньги – будет свобода. Документы я выкрала пару недель назад и пока их не хватились – нужно действовать…
Питание у служебных собак лучше, чем у нас в детском доме. Я поняла эту истину давным-давно – сваренная кое-как гречневая крупа, посыпанная сахаром, компот из яблок, которые мы же и собирали в нашем небольшом саду и почти засохшая булочка с вареньем. Господи, я бы сейчас все отдала за большой кусок запеченного мяса с пюре. Ну, мечтать не вредно, придется давиться гречкой...
– Эй, Ди!
Я подняла голову от миски и встретилась взглядом со своим единственным верным другом в этой дыре. Андрей шел ко мне с подносом, на котором дымилась еще горячая еда, и широко улыбался мне.
Паренек попал в детский дом в семь лет, потому что его единственный родственник попросту умер. Он, как и я, был одиночкой, ну и как говорится – встретились два одиночества и сдружились. Андрей был немного младше меня, на пару месяцев, если точно, но это не мешало нам дружить и беречь друг друга в этом паучьем логове.
– Привет, – я сложила руки на столе и проследила, как парень плюхнулся рядом со мной за стол.
– Привет, мелкая, – друг откинулся на стул и вытянул под столом ноги.
Овальное, с четко выраженными скулами лицо, большие зеленые глаза с рыжими ресницами, горстка веснушек на длинном носу, ершик рыжих волос и рост около ста восьмидесяти – вот и весь Андрей. Ему бы моделью быть, а не в этой дыре торчать. Но жизнь к нам не справедлива. Мы два урода-неудачника в этом жестоком мире.
– Еще раз назовешь меня «мелкой» – уши оборву, – я отпила из своего стакана и вытерла рот тыльной стороной ладони. Да, этикету нас тут никто не учит и салфетки – великая роскошь. – Ты узнал то, о чем я просила?
Андрей сразу же изменился в лице. От улыбки не осталось и следа – вместо этого он стал темнее тучи.
– Может, не надо? Останься здесь.
– Нет, – шепотом ответила я. – Я все решила. И я уже предлагала тебе убежать вместе. Ты отказался.
– Я не могу сбежать. Я хочу поступить в институт и наладить свою жизнь. А что меня ждет, если я сбегу?
Я промолчала.
– Вот и я о том же.
– Так ты узнал? – я посмотрела парню прямо в глаза и он, кажется, вздрогнул. Еще бы, даже он не привык к особенности моих глаз.
– Узнал, – кивнул парень. – В паре кварталов отсюда, старый проспект, – Андрей вздохнул. – Когда ты собираешься?..
– Скоро, – только и ответила я. – Нужно подготовиться.
Парень хмыкнул.
– Лучше бы ты банк решила ограбить, чем это.
Я сложила посуду на поднос и встала со стула.
– Банк – слишком сложно для таких отбросов жизни, как мы, – и, повернувшись, ушла.
