ночнушки ветер сдувал со слишком мощных плеч и разбрасывал на пути.

Куда она теперь денется, голышом и вся в крови… и даже, если она доберётся к дому, то домой не попадёт: ворота заперты, и дверь заперта крепко-накрепко, а в доме все спят, и никому нет дела, что она пропадает тут одна-одинёшенька.

— Мамочка! — безнадёжно захныкала Бася.

И тут над вершинами рощицы и бескрайними просторами ручейка пронёсся крик:

— Бася! Басенька!

Ну конечно, ведь солнце взошло, и страшная звезда хотя и видна покуда, но светит не так багрово, как пять минут назад, а скорей лиловым или сиреневым светом. Родители в доме проснулись, увидели, что Бася пропала и теперь ищут её.

— Я тут! — крик получился слабым, неубедительным, но папа услышал.

— Басенька, я иду! — в сгущающемся утреннем тумане качнулась было невнятная тень, но тут же обернулась папой.

— Что с тобой?

— Кровь…

Папа скинул куртку, набросил её на плечи Басе. Папина куртка пришлась дочке до колен, словно пальто.

— Ничего, домой придём, мама полечит. Это у тебя царапины. Крови много, но неглубокие, скоро следа не останется.

Хорошо, что лечить будет мама. Папа бы намазал царапины иодом — вот, где настоящая боль! А мама зальёт рану перекисью. Не больно и так здорово шипит! Это испускают дух вредные микробы.

Папа быстро шагал с Басей на руках. Бася прижималась к нему, не думая, что перемазала кровищей всю одежду.

— Куда ж тебя понесло среди запретной ночи? — спросил папа, не сбавляя шага.

— Бантика искать. Бантик домой не вернулся, и я пошла его искать.

— И как, нашла?

— Нет, — ответила Бася и добавила совсем тихо, чтобы папа не разобрал: — Он меня нашёл.