— О, просто Френсис, прошу.

— Да, мистер… Френсис. Вот что это за жизнь?! Злая жена, маленький город, дождливое лето и холодная зима. Никакого счастья. Пустышка…

— Ну-ну, дорогой Ховард, не стоит так печалиться, всегда есть выход.

— И какой? Прыгнуть с моста? — Эйбс покачал головой.

— Зачем же? Это вам не поможет. И никому не поможет. Поверьте, вы можете приносить людям радость и счастье, надо только захотеть.

— Ага, захотеть дарить всем радость и любовь… легко сказать, я ведь не такой. Чтобы стать другим, я заново должен родиться, не меньше.

— Вовсе не обязательно. — Мистер Грумм уже стоял возле камина, задумчиво вертя в руках иголки. — Ничего такого не надо. Всего одно-единственное изменение… всего лишь… Ой! Я вас уколол? Простите, пожалуйста!

— Ничего страшного, Френсис. C кем не бывает. — Ховард махнул рукой. Он чувствовал: тоска и отчаяние окутывают его, как одеяло. Так приятно, наверное, погрузиться в них, отвернувшись от этой жалкой и беспросветной жизни…

…ближе к полудню в доме судьи, над которым теперь красовалась вывеска

«Кукольная лавка Френсиса Грумма», было не протолкнуться от толпы людей, с интересом разглядывающих куклы, разложенные на столе. Пока покупали мало, больше смотрели. Но печалиться по этому поводу не стоило. Так всегда бывает.

— Ой, мамочка, смотри, кукла — совсем как наш судья! — Девочка лет семи радостно схватила фигурку за ногу. — Такой же толстый и злой!

— Лиза, не говори глупостей. — Женщина смущённо улыбнулась торговцу. — Мы её возьмём, пожалуй.

— Конечно. Рад, что вам понравилось. Обязательно заходите ещё. — Кукольник покосился на девочку. — Береги эту куклу, девочка. Она живая.

Лиза засмеялась, теребя игрушку за волосы.

— Мама, это не я говорю глупости, а дяденька продавец! Дяденька, игрушки не живые!

— Мои игрушки живые. — Кукольник лучезарно улыбнулся. — Я бы даже сказал, что они всё чувствуют.

— Как это?

— А ты заходи как-нибудь в гости. Я тебе расскажу…

Татьяна Доброносова [email protected]

Ядвиги

От редакции: В ужастиках зачастую умирают несимпатичные эпизодические персонажи и выживают герои. Однако в реальности корыстные, умеющие выгребать жар чужими руками, трусливые из эгоизма, самовлюблённые, не страдающие от своей ограниченности, заложившие совесть за абонемент в спасалон, — о, они имеют куда больше шансов выжить, даже если попали в самый неописуемый кошмар…

Солнце жарило так, что жалкие остатки асфальта плавились под каблуками, и вместо лёгкого медного загара дарило сверлящую боль в висках. Из-за духоты накатывала усталость от собственного существования, а вышагивание на шпильках по колдобинам трущобного района превращалось в адский труд. Поэтому красотка Дашка, ухоженная избалованная девица, сквозь зубы не подамски материла свой дурацкий прожект.

У Дарьи разразилась катастрофа в единственной занимавшей её сфере деятельности — на любовном фронте. Богатый, поэтому нежно любимый парень отказал в какой-то прихоти, взаимные упрёки перетекли в скандал, Дашке достались эпитеты «содержанка», «нахлебница», «меркантильная дрянь» и ушат большей частью справедливых обвинений. Экспрессивная, а проще сказать, истеричная девица с визгами «я тебе докажу» собрала вещи и демонстративно отправилась влачить нищенское существование к приятельнице-студентке, заучившейся серой мышке, которая подрабатывала, где только могла, а Дашке за жалкие гроши когда-то писала диплом.

В розовых мечтах Дарьи она героично жила недельку в съёмной подругиной комнате, а горе-возлюбленный, проникнувшись такой непритязательностью, приползал на коленях с букетом в зубах и билетом на Мальдивы, чтобы солнышко быстрее отошла от облезлых обоев и пропахшего кошками подъезда.

На деле же всё случалось не как мечталось. План не задался ещё до его воплощения. Даша позвонила приятельнице — та спешно уезжала на какую-то очень срочную краткосрочную работу, комнату пересдала с радостью, просила подъехать на вокзал, у гулко газующего автобуса ткнула Дарье в руку ключи, чмокнула в щёку, нацарапала адрес, наказала не сердить хозяйку и неуклюже, нагруженная сумками, втиснулась в салон. Дашка, кашляя от дыма, осталась разбирать каракули на мятом листе.

Гордые нищенки на такси не разъезжают, поэтому девушка, вживаясь в образ, полезла с чемоданами в метро, потом пересела на маршрутку, а теперь брала штурмом лабиринт одинаково убогих, задыхающихся в пыли и отбросах, прожаренных беспощадным солнцем дворов. Скоро Дашка окончательно заблудилась, некоторое время бесцельно ковыляла на высоченных шпильках одной ей понятными зигзагами, сдалась, достала мобильник, натыкала номер студентки, и пошла дальше уже по невнятным голосовым инструкциям, перебиваемым шумом автобуса. Не сказать, что стало легче. Диалог: «Где ты находишься? — Не знаю. — Что перед собой видишь? — Забор и дерево…» продолжался добрых полчаса. Когда наконец девушка нашла вроде бы нужный двор, она была зла, испачкана, разочарована в жизни и хромала, как издыхающая кляча. Дарья тяжело рухнула на скамейку; та опасно прогнулась, скрипя прогнившими досками. Блистательная красавица трогательно прикрыла глаза руками, впервые за долгое время почувствовала себя не блистательной, а потасканной, припорошенной пылью, закопчённой солнцем, жалкой и беспомощной. Девушка со стоном стащила босоножки, закинула ноги на чемодан и почувствовала, что заползти на второй этаж чернеющего неподалёку подъезда сейчас не в состоянии. Она откинулась на ветхую, сомнительной чистоты спинку скамейки и попыталась отдышаться. Небо над редкими ветками деревьев с порыжевшими от жары листьями оказалось грязным, вязким от духоты и смога. Отяжелевшие веки загородили серую завесу небес, и Дашка провалилась в глубокую усталую дремоту.

***

— …На зелёной на травице сидит мёртвая девица.

Гнилью съедена краса, ворон выклевал глаза…

Невнятное частушечное бормотание, которое Дарья поначалу приняла за естественное сопровождение рваного, бессюжетно тревожного сна, неожиданно сложилось в мерзкий стишок-страшилку. Вместе со словами в мозг ворвались мерное постукивание отпадающей латкифанеры на подъездной двери, тяжесть прокалённого солнцем воздуха, человеческая запыханная возня неподалёку. Дашка резко проснулась, вскинулась, как от удара током, перевернула чемодан, неприятно проехалась босой пяткой по шершавому асфальту и испуганно заозиралась. В глаза со сна словно насыпали песку, и со сна же напала полная дезориентация. Девушка несколько мучительных секунд не понимала, почему вокруг до карикатурности запущенный двор, а на бетонном крыльце подъезда, как венец композиции — отталкивающего вида бомжиха. Двор Даша вспомнила почти сразу, а вот почухивающаяся, со злым хихиканьем что-то бормочущая бабка в стёганом тулупе явно была новым элементом декора. Дашка опасливо подцепила носком ноги чемодан, ненавязчиво притянула его поближе и, для уверенности скрестив на груди руки, хмуро уставилась на эту, с позволения сказать, женщину.

Тётка имела