Шрифт:
Закладка:
В ее неопытности столько сладких нот, что ими можно просто захлебнуться.
— Тебе подсказать что дальше, Огонечек? — смеюсь я, чтобы не выдать сбившегося от такой мелочи дыхания.
Она смотрит на меня зло, но решительно. Глаза у нее насыщенно-серые, серебристые, как у настоящей ведьмы. В них даже блестит сила. Красивая, уверенная.
Только говорить она со мной не хочет, видимо правда боится Инквизитора, а в мое могущество не верит. Напрасно. Зато решительно направляет мой член в себя, сбивая меня с мысли.
Она внутри влажная, раскрытая, горячая, а я готов выть и кусать губы, потому что мне безумно хочется ей помочь, ухватить ее за бедра, прижать к стене и взять, как я не брал уже ни одну женщину этого мира. Впервые я так сильно кого-то желаю и меня почти трясет от невозможности это получить.
— Тупой инквизитор, освободи хоть одну руку, ей же неудобно, — прошу я, понимая, что совсем никак не могу ей помочь, стоя вот так с поднятыми вверх руками, а хочу… неистово хочу!
— Справится, — отвечает инквизитор.
Она действительно неожиданно справляется. Закидывает одну ногу на меня, обхватывает руками шею и резким рывком насаживается на член, откидывая голову и выгибаясь, а я задыхаюсь волнением и стоном.
Тонкая струйка крови от ее невинности течет по моей ноге. Только теперь я вдруг понимаю, что происходит что-то ненормальное — что-то во что нельзя верить. Понимаю и тут же об этом забываю, потому что она забрасывает на меня вторую ногу, виснет на мне целиком и заглядывает в глаза, решительно и в то же время пьяно, как от вина.
В серебре ее глаз вдруг возникает золотой ободок — знак моей истинной, моей единственной, той, что может дать смысл всей моей жизни!
— Не может быть, — шепчу я оглушенно, но она, как околдованная, словно одурманенная, уже ни о чем не думает, ничего не смущается, отдается мне. Словно знает, что за нить есть между нами.
Она прижимается ко мне всем телом и двигает бедрами в невероятном ритме, впиваясь в мои губы жадным поцелуем развратницы.
Я дергаю цепь. Одну. Вторую. Обе.
Я хочу ее. Только ее. До дрожи. До истерики. До тихого хрипа.
Я искал ее, бродя по мирам. Упустить такой шанс, сорвать ритуал я просто не могу, но цепь не поддается, а желание становится таким сильным, что сдерживаться просто невозможно. Я поддаюсь ей, покоряюсь, доверяюсь полностью ее дурману. Я двигаюсь ей навстречу, как могу, представляя, как мог бы мять ее округлый зад, не будь этих цепей.
Наши языки сплетаются, а души соединяются вместе с телами. Еще один миг и она станет моей навсегда, но мое сердце внезапно… останавливается.
Острая боль и жгучая горечь смешиваются, охватывая меня целиком.
Проклятый инквизитор пронзил нас одним мечом. Ее кровь, ее сила, ее естество попадает прямо в мое сердце и причиняет эту самую нестерпимую боль, а затем активирует печать, пробуждая какую-то скрытую страшную, спрятанную тайну моего рода.
— Тварь, — успеваю прошептать я, прежде чем оказываюсь навечно запечатан в пустоте…
***
Иногда Бессмертие — зло, особенно если ты один и навсегда остаешься в месте, где нет никакой магии, где нельзя ничего создать или возродить. В месте где ты — ничто.
— Чертов инквизитор, — думаю я годами, словно это может мне помочь, а сам пытаюсь вспомнить учения древних, которые постоянно показывал мне отец.
— Читай, они нужны тебе, — говорил он, но я не слушал. Именно поэтому, наверно, и обречен теперь на вечное обитание в пустоте.
Или не вечное? Что это за свет? Что это за дивный голос, что зовет меня? Не знаю кто ты, но пахнешь ты явно как мой Огонечек, как Марта, и на этот раз никто нас не разлучит!
*Марта*
Я закатываю глаза, слушая очередную тираду моей маман об осторожности.
— Марта, я тебя умоляю, обойдись, пожалуйста, без призывов, — говорит она. — У тебя есть много других способов решить вопросы.
Я на это только губы кривлю. Дались матери эти призывы! Завидует она, вот что, потому что сама призвать никого не может.
— Не надо мне рожи корчить, — ворчит мама в трубку, как будто может увидеть, с каким лицом я ее слушаю. — Я слишком хорошо тебя знаю.
Я в ответ только глаза закатываю. Мама у меня не ведьма. Она по телефону никогда не разберется, что именно у меня на лице, но знает меня и правда хорошо, чтобы угадывать реакции на ее слова, но не так хорошо, чтобы угадывать действия. Обмануть ее я все же могу, особенно если мне это действительно нужно. Я даже заколдовать ее могу, если это будет нужно.
— Мы тебя отпустили в Москву не для того, чтобы ты рисковала! — продолжает ворчать мама. — Что тебе бабушка про призывы говорила?
— Что у меня на линии судьбы призыв, способный оборвать мою жизнь, — отвечаю я нехотя, просто заученной фразой, которая мне давно надоела.
Не верю я в эту чушь. Когда бабушка это сказала, она уже совсем старая была, болела, мало ли какие глупости ей в голову могли прийти. Как призыв может навредить или убить? Я же не какая-то глупая девчонка, впервые круг призыва нарисовавшая. Я опытная ведьма, много раз это делавшая до бабушкиного пророчества.
Мама, словно читая мои мысли, сразу отвечает на этот вопрос:
— Если вызвать не того, можно умереть, а ты у меня не самая внимательная, можешь и ошибиться. Пообещай мне, что не будешь там использовать призывы! Не будешь использовать печати, на которые я не посмотрела, поняла? Это нужно ради твоей же безопасности.
— Ма-а-а-ам, ну я же уже обещала перед отъездом, — пытаюсь ее умолить я, запрыгивая на диван, чтобы маленький черненький демон мог спокойно вымыть пол на месте, где я только что стояла.
Конечно, я его призвала. И на экзамены демона возьму. Обычные люди их не видят, а они легко могут и билет нужный подсунуть. Учишь три вопроса и вытаскиваешь нужных три в одном билете. Узнать вопросы из одного билета я в состоянии. Они ведь связаны! Энергетически связаны, благодаря чьим-то мыслям. Это же так просто! Ну как? Как можно отказаться от подобного? Я еще и работу себе найду, чтобы вместо меня ее мог делать демон, а то мать будет контролировать все мои траты, а значит ни в один клуб нельзя будет сходить, а так демон сможет мне денег заработать на мой отдых и развлечения. А как иначе? Какой смысл быть ведьмой и не пользоваться этим по полной, но мама со мной не согласилась бы.
Зануда она у меня.
— Обещай, — упрямо просит она. — Никаких рун призыва без моей проверки. Ни при каких обстоятельствах.
— Ты вредная ведьма-теоретик, — устало выдыхаю я. — Обещаю.
— И пальцы скрестила? — спрашивает мама.
— Нет, — вру я, глядя на свою левую руку. Конечно, я скрестила пальцы, более того поняла, что именно сейчас и надо призвать еще одного помощника — того, кто будет работать. Меня даже подмывало спросить у мамы, кого мне больше всего нельзя вызывать на ее взгляд, чтобы именно этого демона и подчинить. Она ведь у меня действительно теоретик, вернее теолог-ихтиолог или как там правильно? Не помню, никогда не пыталась запомнить, просто она изучала всякие древние письмена. По бабушкиным книгам диссертацию писала. Настоящая прилежная ученица, но никаких способностей. Она любую руну нарисует с закрытыми глазами. Знает всех демонов, все заклинания, все отвары, да только толку, если силы в ней ни грамма? Ничего она не может, кроме разве что лекции мне читать.
