всегда нелегки.

Мы уходим по тропам, что выбрали в юности сами,

Где нас ждут комары и прохладный рассвет у реки.

Как на сердце рубец полоса оживающей гари,

Но у сопки вдруг явно послышится бег кабарги.

Там изюбри трубят из-за дальней нехоженой мари,

И наполнены лёгкие запахом спелой тайги.

Там под песню по кругу наваристый чай на утеху,

Ведь неважно, что утром вода превращается в лёд.

Но вспугнёт тишину из-за гор прилетевшее эхо,

И появится точкой над лентой хребтов вертолёт.

Мы дорогу свою отыскали средь сотен тропинок,

Там движенье вперёд и маршруты всегда нелегки.

Но размоют дожди отпечатки от наших ботинок,

И потухнут костры у далёкой таёжной реки.

Сибирь

Синеву разбросала Сибирь над таёжною гладью.

Птичьи трели летят, переливом касаясь небес.

И под каждою сопкой, речушкой и каждою падью

Прячет тайны свои этот странный загадочный лес.

Я немало бродил в своей жизни по этим просторам.

Каждый видит по-своему, я же увидел своё.

Безымянные реки ведут не спеша разговоры,

И к себе приглашает таёжный приют-зимовьё.

Я таёжный закон для себя никогда не нарушу.

Соль и спички-на полку, дрова-ровной стопкой в углу.

…А ковры из багульника грели усталую душу,

И ночами кедровка тревожила сонную мглу.

Руда

Просыпается ночь на раскидистых лапах кедровых,

Капля первой росы упадёт на крыло глухарю,

И вспугнёт кабарга тишину на откосах суровых,

Крикнет сойка вдали, над тайгой поднимая зарю.

Это, значит, в дороге поставлена новая веха,

Значит, снова идём за ненайденной нами рудой.

Пролетит над рекой запоздалое долгое эхо,

А потом растворится печально за горной грядой.

Мы, конечно, пройдём перевалы, тайгу и болота,

Даже, если устал, даже если безумно продрог,

Потому что судьба подарила нам эту работу,

Потому что стоящий не ведает чувства дорог.

Первый солнечный луч пробежит по еловым макушкам,

По нехоженым тропам, что к тайнам далёким ведут,

И смеётся Сибирь кукованием серой кукушки,

Пряча в недрах своих недоступную ныне руду.

Розовая чайка

Никому, наверно, не поверю я,

Что всегда сбываются мечты.

…Розовая чайка, птица Севера,

Над каким заливом кружишь ты?

Под каким торосом гнёзда вьёшь?

По какому бегаешь ты льду?

…Столько лет меня к себе зовёшь

Иль на счастье или на беду!

Как живёшь в арктической обители,

Где так редко ходят корабли?

Столько раз тебя матросы видели,

Словно призрак от земли вдали!

…Чем-то грустным пасмурным навеяна

И мечта далёкая моя…

Розовая чайка, птица Севера,

Так же одинока, как и я….

Речка Вача

Речка Вача, речка Вача,

На беду иль на удачу

Берега твои глухие

Дали временный приют?

Нет здесь девушек красивых,

И не видно лиц счастливых,

И отсутствует уют.

Время здесь на месте стало.

Тут бичи грустят устало,

Вспоминают дом далёкий,

Где не помнят их давно.

Потому в конце сезона

Увольняться нет резона.

Всё пропьётся всё-равно.

Речка Вача, речка Вача,

В жизни их ты много значишь.

Здесь живёт таёжной жизнью

Их бичёвская семья.

До других им нету дела.

Здесь здоровье-до предела,

А одежда-до тряпья…

Профессия моя

Жара, тропа, рюкзак, натёрший плечи,

Дыханье сбито, и глаза горят,

Маршрут, пролёгший у болот под вечер

И проклятый который раз подряд.

А дома телевизор с интернетом,

Любимая жена и детский крик.

Но для чего тогда мученье это,

Зачем мы это выбрали, старик?

Вся наша жизнь с удачей и бедою,

Мечта у нас до истины проста:

Чтоб жизнь пришла с заветною рудою

Однажды в эти гиблые места.

Чтоб новый город домом стал кому-то…

Я повторять себе не устаю:

Вот ради этой сказочной минуты

Благодарю профессию свою!

Попутчик

Незаметно в купе проскользнул лентой солнечный лучик,

И бутылка пуста, и закуска давно на нуле.

Ты упрямо твердишь о дорогах прошедших, попутчик,

Под вагонную дробь рассуждаешь о боли и зле.

А я просто молчу — твой рассказ не имеет успеха,

Что ты мог испытать в закордонной своей стороне?

… Тихо в память мою запоздавшим потерянным эхом

Возвращается жизнь, что была предназначена мне.

Жизнь, в которой всегда отдавали себя без остатка,

Там удобств никаких, и ночёвки по точкам костров.

Там вода из ручья нам казалась немыслимо сладкой,

Бесконечным тире в накомарнике писк комаров.

Та, прошедшая жизнь, словно этот проснувшийся лучик,

Пусть рассвет за окном, нам не скучно с тобою двоим.

Ты давай говори, мой случайный купейный попутчик,

А я снова пройду позабытым маршрутом своим.

По струнам сердца…

По струнам сердца памятью пройду,

И вдруг увижу, будто невзначай

Тех, с кем делил последнюю еду

И пил из кружки загустевший чай.

С кем на маршруте через «не могу»

Упорно штурмовали перевал,

И пихтовые лапы на снегу

Нас грели ночью лучше покрывал.

…Сейчас уже не вспомнить всех путей.

Со временем забылись города,

Дома, посёлки, имена людей.

Вот только лица помнятся всегда.

Пляшет пламя костра

Лунный свет оторочит, тускнея к утру,

Лапы кедров блестящей оборкой.

Брошу сучьев в огонь и присяду к костру,

Закурив самокрутку с махоркой.

Холодит, и приметы, наверно, не врут,

Там гроза движет прямо с востока.

А я утром продолжу нелёгкий маршрут,

Что проложен в истерзанных кроках.

Гнус безжалостно жжет, на исходе июль.…

Пляшет пламя костра неустанно.

А совсем далеко, в белоствольном краю,

Бьётся сердце любви моей странной.

И нельзя погасить, и руками не тронь,

Если память в разлуке бледнеет!

Говорят, что любовь — это тот же огонь:

Где-то ярко горит, а где тлеет.

Утром скроется тучами дальняя падь,

И луна на покой удалится.

Хорошо у костра, и не хочется спать,

Вспоминая любимые лица!

Плато надежды

Вспоминать о прошедшем порой недосуг,

Забываются в спешке пути понемногу.

Только снова плато мне пригрезится вдруг,

И заноет душа, приглашая в дорогу.

Я опять собираю свой старый рюкзак,

Верный компас в карман и вибрамы на ноги.

Вы простите меня, если что-то не так.

Не могу устоять перед чувством дороги.

…До сих пор не могу я понять одного:

То ли в жизни чудак, толь иначе устроен?

Я — свободой болею,