еще! Вениамин Тихонович не настаивал, но, помнится, я почувствовал тогда, что для него важна публикация и рассказа Валерия, и своего собственного, но особенно фельетонов «Виват демократия!», «Сирены» в качестве приложения к роману. Ведь это то немногое, что после него осталось… Да будет так!

Глава 1

Я куплю тебе дом

Это время гудит телеграфной струной, Это сердце с правдой вдвоем. Это было с бойцами, или страной, Или в сердце было в моем. В. Маяковский

Раннее утро. Еще толком не рассвело. Холодно. Над горой Монастырь загорается бледно-алая полоска зари. Над рекой и лугом клубится густой туман.

– Я куплю тебе дом / У пруда в Подмосковье, – доносится из тумана чей-то ликующий голос. Певец отчаянно фальшивит. От холода у него зуб на зуб не попадает. Но это нисколько не портит его настроения.

– И тебя приведу / В этот сказочный дом, – горланит он. – Заведу голубей / И с тобой, и с любовью / Мы посадим сирень под окном.

Чуть позже в клубах тумана, в траве по грудь, мокрый от росы с ног до головы, появляется и он сам. На берегу реки певец останавливается у огромного черного камня, сбрасывает с плеч тяжелый рюкзак, сдвигает на затылок темно-синюю фетровую шляпу и, самодовольно ухмыляясь, закуривает.

Это высоченный молодой человек, узкий в плечах, болезненно бледный, с сияющими маленькими голубенькими глазками, тонкими синими губами и постоянно трясущимися руками. Выдыхая дым, он отводит руку с папиросой далеко в сторону, на лице его отражается блаженство.

– Я сделал это! Я сделал это! Мужик сказал – мужик сделал! – возбужденно повторяет он в паузах между затяжками. – Я – хозяин своей судьбы, я – кузнец своего счастья. Все страшное позади. Впереди свобода, богатство, Настенька!

Ему нужно перебрести через реку, но страшновато сунуться в студеную воду. Это заставляет его залиться счастливым смехом: такое пережил, а холодной воды боится. Отбросив окурок, юноша достает из кармана плитку горького шоколада, разворачивает обертку, аккуратно отламывает трясущимися тонкими длинными пальцами кусочек и смакует его, прикрыв глазки. Насладившись шоколадом, он прячет оставшуюся часть назад в карман, закуривает вторую папиросу и углубляется в воспоминания, оттягивая форсирование водной преграды и ликуя от предвкушения грядущего триумфа.

Он влюбчивый человек и начиная с третьего или четвертого класса постоянно в кого-нибудь влюблялся. В школе – исключительно в отличниц. Они представлялись ему не такими, как он сам: необыкновенно умными, необыкновенно нарядными, необыкновенно красивыми. Словом, какими-то неземными существами. Наверное, и в туалет не ходили…

Галя – его первая настоящая взрослая любовь… Живет она недалеко отсюда, в Тихоновке. Все лето прошлого года он изо дня в день носил ей цветы и стихи в магазин, становился на колени, объяснялся в любви, делал предложения. Галя отвергла его. Она много уже лет ждала своего принца на белом коне – какого-то каратиста из Барнаула. Он не в обиде на нее.

А весной появилась Настя. Солнечный лучик. Он ожил, снова влюбился, возможно, влюбился и ожил. Они такие разные. Галя – статная смуглая красавица. Настя – юная хрупкая блондинка с бездонными синими глазами. Галя – некрасовская девушка: «Коня на скаку остановит…» Настя – тургеневская. Она такая беззащитная.

И еще Настя – единственный (мама умерла) на земле человек, который любит его, верит в него, и для нее он готов свернуть горы. И свернет! Уже в ближайшем будущем он осыплет ее серебром и золотом. Хорошо бы еще и подкатить к крыльцу любимой на легендарной золотой карете Акинфия Демидова, якобы спрятанной где-то в Мурзинской горе. Сколько раз она снилась ему во сне! Увы, такой кареты не существовало.

На заводах Акинфия Никитовича никогда не выплавляли золото. Это неоспоримый факт. И даже если бы промышленник и пожелал оставить после себя клад, то он спрятал бы его не на Алтае, куда ненадолго приезжал один или два раза в жизни, а в Невьянске, где прожил более сорока лет. В подвалах знаменитой наклонной башни, например.

Жаль! Было бы здорово промчаться этаким чертом по Щебетовскому на золотой карете. Эта мысль настолько захватила воображение молодого человека, что он тут же закурил третью сигарету и погрузился в сладостные мечты…

Начало сентября, чудный солнечный денек. В зелени деревьев уже проглядываются желтые и оранжевые краски. По главной улице Щебетовского, улице Ленина, гарцует легкой рысцой тройка вороных красавцев-жеребцов, запряженная в золотую карету.

– Динь-динь! – заливаются чудным звоном под дугой золотые и серебряные колокольчики. – Динь-динь!

У школьной ограды важный, с окладистой бородой кучер, одетый в золотистого цвета ливрею, останавливает тройку. Открывается дверца, и он, Евгений Чернов, в строгом черном свадебном костюме с роскошным букетом выпрыгивает из кареты, взбегает на крыльцо школы и заходит в ее кабинет. Двадцать пар детских глаз завороженно глядят на него. Настенька, его Настенька, роняет мелок и оседает на пол. Он успевает подхватить ее и…

Истошный стрекот сорок на той стороне луга возвращает его к действительности. Оглянувшись, молодой человек помертвел от страха. Там, в клубах тумана, ему померещилась неясная человеческая фигура.

Пытаясь подавить панику, ругая себя за неосторожность и медлительность (сначала разорался, идиот, а потом размечтался!), он юркнул за камень и, помедлив, осторожно выглянул из-за него. Нет, не померещилось: мощная атлетическая фигура снова мелькнула в клубах тумана и подалась вперед, припадая на левую ногу.

Сомнения не оставалось – за ним следили. Молодой человек навалился грудью на камень. Сердце стучало так сильно, что стук этот, наверное, слышал следящий за ним монстр.

Он узнал его. Это был Анатолий Георгиевич Храмцов. В прошлом году молодой человек попросил у