суетилась Марфа, накрывая на стол. Правда, с переменным успехом. При мне она уронила зеленый лук, тут же бросилась его мыть и сломала табурет, затем свалилась сама, споткнувшись о дрова. А на этапе доставки чугунка из печи, Васильич ее опередил. И мягко, но настойчиво отобрал ухват — эдакую металлическую рогатку, закрепленную на длинном черенке.

— Марфушка, давай я сам, все же тяжело.

— Спасибо, Федор Васильевич. Все-то ты меня балуешь, помогаешь.

— Да мне и не в тягость.

— Пойду я, белье довешу. Если нужна буду, кликни.

И выскочила из дома. Причем так ловко, легко, словно это не она совсем недавно спускалась с лестницы, как паучиха в человеческом обличье. Я только сейчас понял, кикимора даже сутулиться перестала. Видимо, хотела стать выше.

А Васильич откровенно выдохнул, когда нечисть покинула его жилплощадь.

— Чего, так достала? — спросил я.

— Да нет, она молодец, старается. Только словно на роду написано быть невезучей. Что можно сломать — обязательно сломает.

— Кикимора, — кивнул я.

— Хотя труднее всего в первый день было. Сейчас уже поменьше бед с ней.

— Так запретил бы ей помогать?

— Женщине, которая искренне хочет помогать, запретить это делать⁈ — искренне удивился Васильич. — Вот запомни, такого делать никак нельзя. Потому что в следующий раз, когда понадобится, она точно не захочет. Всякую инициативу нужно поощрять. И по возможности направлять в нужное русло. Хотя и есть определенные с ней неудобства.

— Определенные? — едва удержался я, чтобы не рассмеяться.

— Вот смотри, солнце в самую силу вошло. Мне бы загорать и радоваться, а куда там. Приходится в рубашке ходить. Все же женщина дома.

— Нечисть, — поправил я его.

— Женщина есть женщина. Какая бы не была. Она видишь, как изменилась. А всего-то умылась, ногти подстригла, космы расчесала. Я ей только одежду кое-какую нашел. И сразу расцвела, не ходит — бегает, а какие песни поет — заслушаешься.

— Федор Васильич, вы меня простите, конечно, а вы не с ней не того?

— Ох, Матвей, все-то вы молодые к одному сводите. Ты не поверишь, сколько всего интересного и занимательного есть кроме этого. Нет, оно, конечно, замечательно, когда ты любишь человека и он тебя. Только одни неудобства с возрастом. То спину прострелит, то ногу сведет. Или, чего недоброго, вообще функциональная часть подкачает. С Марфой у нас другая история.

— Какая?

— Приятно, когда живая душа рядом находится. Поговорить всегда можно, посмеяться. Понять, что ты не один на этом свете. Ладно, что мы все говорим и говорим, давай есть, пока не остыло.

Сосед слил воду с чугунка и вернул главную драгоценность на стол. По дому разошелся запах молодой сваренной картошки. Почти сразу к ней добавилась сковорода жареного с луком мяса, квашеная капуста, огурчики, помидорчики, зеленый лук. Мне вообще казалось, что я не голоден. Но от вида разносолов сразу слюни потекли. И не только у меня. Обиженно завибрировал портсигар. Гриша взывал к моей совести.

— Федор Васильевич, я тут не только с Митей.

— А я чувствую, — кивнул сосед. — Не стесняйтесь, налетайте, всем хватит.

Я положил портсигар на свободный табурет, и бес не заставил себя ждать. Появился, жадно щупая взглядом голодного ребенка из Африки стол и только потом посмотрел в сторону Васильича. На несколько секунд напрягся, так сильно, что я стал беспокоиться, не испортит ли он воздух. А затем бес вновь расслабился.

— Здрасьте, — кивнул он, протягивая руку. — Григорий.

— Федор Васильевич, — поручкался сосед с нечистью, с интересом разглядывая торчащие из-под копны рыжих волос рожки. — Не стесняйтесь, налетайте.

Мы и налетели. Ни моя нечисть, ни я особой скромностью не отличались. Поэтому минуты две вокруг царило дружное чавканье и хруст овощей. Только потом бес поднял голову от еды, пристально поглядев на соседа.

— Для аппетиту бы… Да и за знакомство.

— Уж извините, я теперь алкоголь не держу. Вот единственное, с чем мы во взглядах с Марфой не сошлись.

— Так у меня с собой, — заулыбался бес, доставая две бутылки водки.

— Только по одной, — сразу заявил Васильич. — Я уж не мальчик, да и дел сегодня еще много.

— Так и я много не пью, — спокойно соврал Гриша. — Чисто символически, на ход ноги. У нас на Руси так принято. Любое дело, знакомство или торговлю какую бражкой или самогоночкой сопровождать. Уж не взыщите, самогонки нет, только водка.

— Я не буду, — сразу обозначил я свою позицию, когда самая ловкая рука по разливу на всем Диком Западе Выборга добралась до моего стакана. — У меня как раз дела сегодня. Да и смешивать не хочу. Я по этому поводу сюда и пришел.

— Обожди, хозяин, — вмешался бес, — лошадей не гони. Давайте сначала за знакомство. Нет, мы и прежде, как бы сказать, ну вы поняли, а теперь вроде как по-человечьи.

Видимо скорейшее желание выпить у беса прямым образом влияло на красноречие. Моя нечисть и иномирец чокнулись, и опрокинули в себя обжигающую жидкость. Митя задышал, Гриша крякнул, а Васильич даже не поморщился. Великое дело — опыт!

Слова по «одной» явно пролетели мимо ушей беса. Как только я стал рассказывать причину своего прихода, он тут же налил еще. А затем настойчиво вмешался посреди разговора с неизменным: «После первой и второй — перерывчик небольшой». Кто-то сомневался, что будет именно так и одной рюмкой здесь не ограничится? Лично я нет.

Но все же мне удалось рассказать все вкратце до: «Между второй и третьей не пролетит и ветер». Этих присказок Гриша знал великое множество. И мог сыпать ими как из рога изобилия вплоть до прихода цирроза печени. У него тоже был опыт. Но не успел. Выслушав все, Васильич поднялся с места.

— И что, Матвей, ручаешься за того рубежника? Хороший он человек? Стоит ли артефакта?

— На все три вопроса ответ «да».

— Ну пошли тогда!

— Подождите, — возмутился бес. — Только ведь сели!

— Есть время чаи гонять, есть время водку кушать, а иногда полезно и дела делать, — назидательно ответил Васильич. — Не переживай, Григорий, не последний раз собираемся.

— Эх, с моим хозяином, что ни день, то может быть последним, — с грустным вздохом опрокинул в себя стопку бес.

— Вон они какие у тебя, — едва