А вместо сердца - пламенный мотор.

"Марш авиаторов"

Нога ещё не коснулась новой земли, а прибрежный ветерок уже снует по палубе, выгоняет изо всех щелей застойный дух, головокружительными запахами расправляет плечи истосковавшихся по тверди переселенцев.

Над волнами к берегу стремится бумажный самолётик. Запущенный сорванцом Петькой, сынишкой со-владельца моего тела Резанова.

Вон он, нетерпеливо подпрыгивает у борта "Юноны", которая царственно-величаво раздвигает воды залива Сан-Франциско, преодолевая последние сотни метров на подходе к порту Галичье, форпосту Российской Империи в Калифорнии.

Грудь переполняется предчувствием перемен, а тело жаждой деятельности, которыми хочется поделиться с хозяином организма: "Вашбродь, глянь как классно!" - тормошу его. - "Радоваться буду, когда "Владимира" с купцами отыщем", - недовольно бурчит он.

Ну да, это сейчас океан мерно дышит. С трудом верится, что всего два дня назад здесь бурлило как в котле. Чёрт бы побрал тот шторм! Из-за которого мы потеряли три купеческих судна и один военный корабль - мою гордость, пароходофрегат "Владимир", А ведь так и не нашли...

Из-за этого и с совладельцем тело повздорили. Дуется он на меня за то, что не послушал старожилов. Которые по известным им приметам предсказывали шторм.

Да, нас потрепало, но капитаны остальных посудин благополучно отстояли свои, а этим кто виноват, я что ли!

Мы на подходе к гавани Галичье в заливе Сан-Франциско, напротив одноимённого испанского порта.

Бумажный самолетик мечется над волнами подобно потерявшему близких человеку.

23 июля 1808 года за чудным чудом для этого времени наблюдают все. И сорванец Петька, старший сынишка, наследник Резанова, запустивший его в полёт с борта "Юноны". И переселенцы с экипажами со всех торговых судов и военных кораблей прибывшей из России флотилии и с чужестранных. И встречающие русские колонисты в Калифорнии с иноземными гостями, облепившие берег бухты Галичье в северной части залива Сан-Франциско.

Бумажный летун падает камнем, но на полпути к воде выправляется и устремляется к берегу. Петька в восторге колотит по планширю. А я загадываю: Если долетит, то не зря я тут барахтался. Сердце бухает в ушах, во рту тошнотный привкус.

Пусть этот мир и не мой, раз Нельсон здесь жив.

Самолётик кренится и наддает в открытое море, слева в груди щемит.

Краем глаза вижу, как рядом Прокоп в парадном мундире с орденской лентой машет встречающей Анхелике, как на купеческих и военных судах свободные члены экипажей и переселенцы взволнованно галдят вдоль бортов, но ничего из окружающего не осознаю, гипнотизирую игрушку.

И самолетик, словно нехотя плавно разворачивается к берегу.

Мой облегченный вздох вливается в мощный хор пассажиров, членов команд флотилии и встречающих.

Но тут летун "клюёт носом", а навстречу ему тянется гребень отбойной волны, рукой пены кидается за добычей... Посмевшей бросить вызов стихиям.

Вопли болельщиков перекрывают гудение ветра в снастях и шуршание трущихся о борта волн, с берега несколько фигур отчаянно бросаются в воду.

Горсть наиболее алчных хлопьев пены облапили нежные крылья, по самолётику, словно по живому, пробежала судорога.

Моё сердце пропустило удар.