Шрифт:
Закладка:
— Нуууу, опять он меня оставил одну, — капризно хныкает обладательница красных туфель.
Она разворачивается и уходит. Через минуту слышу, как ее каблуки дробно стучат по металлическому полу служебного лифта, который находится рядом с номером. Значит, она здесь все-таки работает, если у нее есть ключ от грузового лифта. Мягко шлепают закрывающиеся автоматические двери, и мы с наглецом остаемся одни.
Вместо того, чтобы отпустить меня, он еще крепче сжимает мое обмякшее тело в своих крепких объятиях, и… одним движением забирается на меня. От возмущения я буквально дышать перестаю. Зато моя тушка чувствует себя прекрасно, и даже двигается навстречу вместо того, чтобы яростно сопротивляться. Ну все! Терпение лопнуло!
— Можно, малышка? — шепчет наглец, подкладывая вторую руку мне под спину, и пытаясь нащупать застежку платья.
В этот момент моему мозгу удается, наконец, перехватить контроль над предающим все мои принципы телом.
— Нет! — яростно шепчу я, и изо всех сил пытаясь сбросить нахала, выгибаюсь дугой. — Не смей называть меня малышкой!
Он ударяется головой о дубовый остов кровати и взвывает от боли:
— Да что с тобой не так?
— Ты еще спрашиваешь? Отпусти меня, насильник! И убери от меня свою фермерскую продукцию!
— Что убрать?
Я чуть не выпаливаю про "кабачок", но вовремя прикусываю язык. Сравнение скорее похоже на комплимент, чем на оскорбление. Он еще больше воображать начнет. Или подумает, что мне понравилось, и я еще хочу.
— Ничего! — бурчу я. — Туловище убери и вообще держи его к себе поближе.
— Это я насильник? Ничего себе заявочка! — он выкатывается из-под кровати и встает. — Сама сюда пришла, взгромоздилась на меня и потом еще возмущается.
— Я хотела отлежаться в темноте и точно знала, что номер пустой.
Кстати, неплохо было бы рассмотреть получше, с кем я лежала под кроватью с такой нежностью и грацией. Как в песне:
Сколько было нежных слов,
Сколько было грации,
Когда мы лежали рядом у канализации.
Нащупываю кнопку ночника возле кровати и включаю свет. Внимательно рассматриваю нахала, который заправляет рубашку в брюки, с вызовом глядя на меня. Почти такой же, как и в полумраке. Только волосы темнее, чем я думала, и глаза не карие, а синие. Именно синие, а не голубые, и такие яркие! И лицо очень надменное. Взгляд такой презрительный! Типичный воображала и эгоист! Но меня таким не испугаешь. У нас здесь в отеле принцы и миллионеры с таким же взглядом штабелями лежат на каждом квадратном метре площади. Так что я ко всему привычная.
Платье соскальзывает с плеча. Все-таки наглецу удалось там, под кроватью, дотянуться до застежки. Это где он так насобачился, интересно? Дернув плечом, возвращаю платье на место и изгибаюсь, пытаясь дотянуться до "молнии", и застегнуть ее.
— Давай помогу, — он делает шаг ко мне.
— А что мы уже на ты?
— Извините. Я просто подумал, что то, что было между нами только что, автоматически подразумевает некоторую близость.
— Не знаю, что вы там себе вообразили, но для меня между нами ничего не было.
Вот чертова застежка! Никак до нее не дотянуться. Это потому, что он меня бесит. Дома я ее легко застегиваю. А здесь, под его взглядом, у меня пальцы дрожат.
— Это еще вопрос: кто больше вообразил? Что-то я не заметил яростного сопротивления с вашей стороны, — он заходит мне за спину и одним движением ловко застегивает "молнию". — Ну вот, все. Как сказал поэт Вишневский: "Приучен комсомолом и судьбой застегивать бюстгальтер за собой".
— Что? — от злости у меня аж дыхание сперло.
Резко поворачиваюсь лицом к нему и выдыхаю:
— Это я-то вообразила? Да вы, как шкаф меня придавили! Я чуть не задохнулась! Так что единственное, о чем я мечтала: это поскорее выбраться.
— Ну я же объяснил: моя невеста…
— Да плевать мне на вашу невесту! И на вас тоже!
— А можно не хамить? — его голубые глаза темнеют от гнева.
— Это я буду решать, что можно, а что нельзя!
"Молния" на платье вдруг снова расходится и платье соскальзывает с плеча.
— У вас там явно что-то с замком, — он снова оказывается у меня за спиной, застегивает "молнию", и вдруг проводит ладонью по моей спине и попе.
Ну это уже переходит все границы! Разворачиваюсь и влепляю ему пощечину.
— С ума сошла? — шипит он, схватившись за щеку.
— Руки убери!
— Я проверял: не расходится ли замок посередине. У тебя "молния" через полспины идет. Это не то, что ты подумала.
— Извращенец! Это как раз то!
— Истеричка ненормальная!
Он вдруг хватает меня за плечи и целует. Сердце падает вниз. С ужасом ощущаю, что мое тело требует продолжения банкета. Нечеловеческим усилием воли отталкиваю его и шиплю, как змея:
— Это больше никогда не повторится! Хватит! И вообще я сейчас закричу и позову на помощь
Изо всех сил толкаю его. Он врезается спиной в стену.
— Ты закричишь? Это я еще и насильник? — негодует он. — А кто на меня набросился?
Ну черта с два же я ему расскажу про предающее тело!
— Ты сама на меня набросилась, малышка. Если бы ты не хотела… знаешь, как говорят: сучка не захочет…
— Хам! — с размаху влепляю ему вторую пощечину.
Он хватает меня за запястье и рычит:
— Хватит меня лупить! Ни одна женщина никогда еще не поднимала на меня руку! Истеричка озабоченная!
— Значит, я буду первая! Насильник!
— Извращенка!
— Сволочь!
— Дура! — он вдруг прижимает меня к себе так сильно, что мои ребра чуть ли не хрустят, и впивается губами в мои губы.
— Пошел вон, наглец! — отталкиваю его и бегу к двери. — А сейчас тоже я на тебя набросилась, да?
— А сейчас ты меня спровоцировала! Нечего возле меня задом крутить!
— Да кому ты нужен? Было бы перед кем!
— Господи, и как я мог с такой, как ты? В тебе же женской мягкости ни на грамм. Хамка психованная! Вот тебя жизнь разбросала: отдельно ум, отдельно красота.
— А ты озабоченное животное и сволочь! Прижал меня, облапал, еще и оскорбляет теперь! Вот мужики пошли! Плюнуть не в кого! — вылетаю в коридор.
Добегаю до лифта и нажимаю на кнопку. Он бежит за мной. Дверь открывается. Забегаю в лифт, нажимаю на кнопку первого этажа, но
