– Я ранена, Хоб, – сказала я. – Одно дело, если ты у меня крадешь, но другое, когда ты пытаешься сдать меня скидгардам Ивара. Я думала, у нас с тобой взаимопонимание. Ты роешься для меня в мусоре, а я разбираюсь с твоими долгами в игорном доме.

– Так и есть, – поспешно сказал он. – У нас есть это взаимопонимание. Просто я, как ты знаешь, торгую всяким, поэтому не смог удержаться. Но я бы отдал тебе половину денег. А порез был случайностью. Клянусь жизнью жены.

– Ах, Хоб, серьезно? – Я постучала кончиком ножа по его подбородку, ухмыляясь. – Я была бы тронута, вот только жены у тебя нет.

– Если бы была. Я имел в виду, если бы была.

Ну и крыса. Я убрала нож, и Хоб привалился к стене. Он следил за тем, как флакон возвращается в мою сумку. Эти флаконы – мои валюта и позор. Это моя сила. Дюжины желанных воспоминаний. Каждый помечен знаком, напоминающим мне, чью память я украла. Женщина с палочкой, украшенной перьями. Мужчина в маске стрекозы. Капитан с золотым зубом. Хоб забрал тот, что называется «кровавое дельце», за неимением лучшего описания.

– Ты выбрал хорошее, – сказала я ему. – Довольно жестокое. Чтобы посмотреть такое, какой-нибудь извращенец хорошо заплатит.

Когда Хоб собрался усесться на ящик с компостом, я снова дала ему пощечину.

– Третье пекло! Это еще за что? – Он сорвал с головы вязаную шапку и прижал ткань к своему прыщавому лицу.

Мои пальцы впились в его сальные пряди и потянули в сторону, запрокидывая голову так, чтобы он глядел прямо на меня.

– Кому ты планировал его продать, Хоб? Для всех, кроме меня, это лишь костяная пыль.

А точнее, один мизинец, истолченный в тонкую пудру. Все, что нужно, – это несколько моих слов, после которых месмер открывал последний вздох, последние мгновения умерших. Я видела каждое воспоминание в своей сумке и оттого стала еще более сломленной.

Вырвав мою руку из своих волос, Хоб потянулся за цигаркой в карман и следом зажег ту одним касанием ладони. Глубоко затянувшись, он выдохнул коричневое облако дыма.

– Не может быть, что ты одна такая. Подумал, должны быть и еще.

Если когда-то он найдет альвера, подобного мне, я бы хотела об этом узнать. У меня были вопросы.

Задняя дверь магазина распахнулась, и здоровенный рыботорговец швырнул в проулок ведро селедочных голов. Нас он удостоил лишь взглядом. Без сомнений, перед ним было то еще зрелище: костлявая женщина с ножом и мужчина у ее ног. Рыботорговец принюхался, смахнул пыль со своей крысиной бородки, а затем снова захлопнул перед нами дверь.

Значит, в конце концов, не такая и необычная картина для трущоб.

Лишь когда дверь заперли на засов, я снова повернулась к Хобу.

– Хорошо, что у тебя есть то, что мне нужно, – прошептала я. – Иначе я бы с радостью поиграла в ошеломленную дамочку, а ты был бы жестоким вором.

Впервые в глазах Хоба мелькнуло что-то, похожее на страх.

– Тебя же убьют.

– Ох, Хоб. Не притворяйся, что тебе есть дело до кого-либо, кроме самого себя.

– Ну ладно. Что ты мне за это дашь?

– Судя по тому, что ты решился красть у меня, я бы сказала, что то, что ты до сих пор дышишь, – вполне себе оплата. – Он не знал, что мой месмер не может его убить, но то, как Хоб порой обходил меня стороной, будто я могу вспыхнуть пламенем, было мне только на руку.

Чтобы выжить здесь, ворам и мошенникам нужно быть умными. Даже жестокими. Я просто сделала себя умнее. Я стала более жестокой.

Да, я жила на холме. Да, у моего отчима было больше пенге, чем он мог потратить, но что мне до этого, если я – всего-навсего забытая незамужняя девушка, нежеланная обуза для мужчины, который взял себе женщину с маленькой дочерью.

Женщину, которая умерла, прежде чем я научилась ходить.

Я осталась с мужчиной, который меня презирал, и двумя старшими братьями. Один хотел бы перерезать мне горло забавы ради. Второй меня действительно любил, но угодил на два года в морскую тюрьму, после того как коммерческая сделка в далеком королевстве пошла не по плану.

Я прищурилась.

– У нас с тобой еще возникнут проблемы, Хоб?

– Ни малейших. – Хоб развел руки в стороны и злодейски ухмыльнулся. – Ну, как пожелаешь. Будь по-твоему.

Я закатила глаза.

– Лучше бы оно того стоило.

Прежде чем он смог ответить, я прижалась к его губам своими.

Поцелуй, как это ни странно, – самый быстрый способ украсть дыхание.

Так же, как последние мгновения добывались из костей трупа, живую память можно было достать только через живое дыхание.

На вкус Хоб был как его кислые травы и пот, и он, как всегда, вовсю наслаждался, пока я вдыхала его память. Я ткнула его локтем в ребра, когда он попытался просунуть свой язык ко мне в рот.

Он смеялся, пока я не отстранилась, неспособная более вдыхать.

В голове возник знакомый дым. Я сосредоточилась на нем, игнорируя то, как Хоб ухмылялся, будто ему досталась лучшая половина сделки. Белый, пепельный и черный цвета свивались в выпуклые формы, резкие линии и узкие точки. Формы переходили в движения, в голоса из уже ушедших моментов.

Воспоминание Хоба привело меня на берег, я сидела на корточках за толстым дубом. Голубой лунный свет мерцал на стекле моря Воя. Меньше чем в пятнадцати лигах отсюда в порту пришвартовался драккар. На одном борту корабля была золотая эмблема в виде ленты, свернутой вокруг жуткой улыбающейся маски.

Мой желудок сжался.

– Теперь видишь? – спросил Хоб, его голос звучал приглушенно, словно он говорил со мной под водой.

Члены экипажа драккара прорезались через дым, разгружая ящики и мешки. Даже из своего укрытия я чуяла специи, сахар, из которого выдуют тонкие леденцы, и сладкие вишневые ликеры.

Сквозь дымку проступил мужчина, укутанный в темно-синий плащ.

Завитки дыма свивались в пепельные нити над его головой, обрамляя гладкое золотое лицо его маски, с которой свисали полосы изумрудного бархата и серебряные колокольчики. Маска шута. Обманщика.

Он был казначеем Маск ав Аска, Маскарада Аски.

Довольно неплохое воспоминание, такое стоит забрать, но вот на лице второго мужчины была жесткая усмешка, которую я знала слишком хорошо.

– Боги, – пробормотала я.

Глаза Хоба засияли, когда он раскурил еще одну цигарку.

– Говорил же, оно того стоит. Я знаю, как отыскивать секреты, девочка.

– Мой отчим… – оставшиеся слова превратились