Прошло около двух лет как в один из весенних дней сорок третьего года его вызвали в администрацию лагеря. Расспросили о прошлом, что он умеет делает. Иван, как простой человек, выросший в деревне и не привыкший врать всё честно рассказал про себя. Оказалось, что одному немецкому бюргеру, чьи сыновья были в армию нужен был работник по хозяйству и он решил его купить у начальника лагеря. Выбор пал на Ивана, как на деревенского жителя, который многое умеет делать по хозяйству. Ивану объяснили, что, если он вздумает бежать, он будет расстрелян, сразу же как только будет схвачен. Бежать ему некуда – его родная Сибирь очень далеко, а даже если он до неё сумеет добраться там его ждёт арест и отправка в лагерь, потому что всех, кто попал в плен власти объявили предателями.

Вот Иван вышел за ворота лагеря, с мыслями о том, что худшее должно быть позади – бюргер он же, по сути, крестьянин, а значит простой человек и не станет относиться к такому же крестьянину, так как это делала охрана концлагеря. Ещё в лагере его переодели из полосатой робы военнопленного в чью-то старую гражданскую одежду на которой во всю спину была краской нанесена надпись «Ost», такая же надпись была и на груди. Он шёл по немецкому посёлку, вдыхая запах свежей краски и вспоминал родное село и им построенную школу, в которую осенью пошла его старшая дочь. В школе также пахло свежей краской. Иван видел всё это словно наяву и вдруг, в его видениях школа превратилась в обгорелые дымящиеся руины, точно такие же, как и казарма его полка. Видения были настолько реальными, что он аж замотал головой словно пытаясь разогнать их.

Глядя на посёлок, Иван не мог не заметить, что люди в нём живут богаче чем в его родном селе и тех, селах рядом с которыми он служил. Дом бюргера, оказался самым большим и богатым, Ивана не повели даже через ворота – его через калитку для скота завели сразу на скотный двор. Бюргер при помощи немецкого языка и жестов объяснил Ивану его обязанности. Иван за время пребывания в плену частично изучил, а вернее сказать, запомнил часть немецких слов и их смысл. Местом для ночлега ему определили скотный двор. Кормили в основном отбросами. Работы было много – хозяйство у бюргера было большое. По малейшему поводу, а порою и без него бюргер бил Ивана чем придётся. В общем жизнь Ивана не стала лучше, чем в концлагере.

Прошёл ещё год. Бюргер, получив извещение о гибели одного из сыновей, сначала выместил злость на Иване – избил его подвернувшимся под руку черенком от лопаты, а потом упал бессильно на землю и заплакал. Иван, догадавшись в чём дело поднял бюргера и оттащив до беседки усадил его на лавку, после чего принес ковш воды, поставил его на стол перед бюргером. А сам пошёл опять на скотный двор. На скотном дворе он, подобрал тот самый, сделанный его же руками, черенок и сломал его через колено. С тех пор бюргер как-то осунулся и стал немного лучше относиться к Ивану. Спустя несколько месяцев, уже осенью пришло извещение о гибели второго сына.

В эти дни Иван заметил какую-то перемену в бюргере, его хозяйке и других жителях посёлка. В их глазах Иван увидел страх. Этот был какой-то животный страх. Бюргер пришёл к Ивану и сказал, что вытопил баню, и Иван может пойти и помыться в ней и что в предбаннике на лавке лежит стопка чистой одежды, которую Иван может одеть после бани. Это была одежда сыновей бюргера.

После бани бюргер даже угостил Ивана чаем с булками. Вкрадчиво и заискивая перед Иваном, бюргер, завёл разговор:

– Иван, ты можешь жить в летней кухне. Мы не можем тебя пустить в свой дом – люди не поймут, да у нас и места нет.

– Спасибо, гер Фишер.

– Вот, ещё, еду тебе Марта, моя жена, будет приносить сюда. Три раза в день.

– Спасибо, гер Фишер!

– Скажи, Иван, что мы ещё можем для тебя сделать?

– Мне ничего не надо, гер Фишер!

– Ты боишься Иван. Не надо меня бояться я ведь простой крестьянин.

Иван догадался о причинах такой смены настроения Фишера и других жителей посёлка – Красная армия всё ближе и ближе подходила к границам Германии. Но, с этих пор его жизнь заметно улучшилась – он стал жить в летней кухне, раз в неделю ходить в баню, лучше питаться и немного меньше работать. Прекратились побои. Фишер стал разговаривать с Иваном о разных вещах. Иван волей-неволей стал понимать немецкий язык и как-то на нём изъясняться.

Уже весной сорок пятого года бюргер снова пригласил Ивана пить чай в беседке. На столе стоял чай, варенье, мёд и свежая ещё теплая выпечка. Фишер и в этот раз начал разговор первым:

– Иван, Германия проиграла войну и со дня на день здесь будут русские или американцы. Я не знаю, кто из них раньше до нас дойдёт.

– Это хорошо! Для меня хорошо. Я смогу вернуться домой.

– Иван, зачем тебе домой? Тебя посадят опять в лагерь, только в ваш советский лагерь.

– А за что?

– За то, что ты был в плену. В России большевики всех, кто был в плену, объявили предателями.

– Я этому не верю. Это всё сказки вашей немецкой власти.

– А если это правда?

– Значит, отсижу в лагере и потом вернусь домой.

– Иван оставайся здесь. Будешь жить с нами в доме. Дом большой. Нам вдвоём с Мартой слишком много места в нём. Сыновья погибли на фронте, и я не смогу управляться с хозяйством.

– Нет не могу.

– Зачем тебе в Россию? Ты же вообще-то поляк. Твоя фамилия Ивановский. Ведь так.

– Ну, поляк, что с того. Хотя какой я поляк. Поляком был мой дед, которого сослали в Сибирь.

– За что его сослали в Сибирь, Иван?

– А кто теперь разберёт?

– Оставайся Иван. Ты нам нужен. Мы скажем, что ты наш сын. Мы найдем тебе девушку – ты женишься на ней. Мы будем жить в этом доме одной большой семьёй. Да и дом достанется тебе, ведь нам его больше некому оставить.

– Нет, гер, Фишер не могу.

– О, не надо Иван! Зови меня просто Гюнтер.

– Гюнтер, у меня дома жена и дети.

– Да, дети …. Но, всё же ты подумай Иван.

– Нет, Гюнтер, нечего тут