— Вообще-то я не продаю цветы, — сказала она, ласково утыкаясь клювом в нутро бутона. — Но, когда они умирают, я делаю из их лепестков чай. Это их последнее полезное дело: умирая, передать свою силу другому. Впрочем, как и любого другого живого существа.

Он улыбнулся.

— Приятно знать, что, какой бы бесполезной ни была моя жизнь, хоть какая-то польза от меня да будет.

Колибри странно посмотрела на него.

— Вы уже умерли, с Вами такое не пройдёт. Своё последнее полезное дело Вы уже сделали. Отдыхайте.

— Я… Умер?

Колибри подозрительно прищурилась.

— Странно, что Вы забыли этот факт. Обычно все забывают и стремятся забыть подробности, как это произошло, но знают, что это было. Все хотят забыть свою прошлую жизнь, чтобы не тяготила. Остаётся только имя и знание, что ты мёртв.

— У меня просто день расплаты, — вздохнул он. Где-то в саду заскрипел сверчок.

— Что за день расплаты?

— Я… Я платил днями. Вы их не берёте? Ах да, Вы же ничего не продаёте…

— На что мне Ваши дни? У меня впереди целая вечность.

— Не знаю, другие берут…

— Зачем?

— Умоляю Вас, не спрашивайте меня ни о чём! — застонал он, спрятав лицо в ладонях. — Я сам ничего не знаю.

Некоторое время молчали.

— Я продаю чай и нектар, если Вам так не терпится что-нибудь купить, — сказала наконец колибри, прочищая перья. — Но я не знаю, как Вы будете платить, если у Вас нет имени.

— Вы хотите, чтобы я заплатил именем? — колибри кивнула. — Это как?

— Вот чудак-человек! Я заберу Ваше имя себе и буду носить, как красивую брошь. Если, конечно, оно мне понравится.

— Во-о-ода из Леты!.. Напиться и забыться!..

Это возвращался развозчик. Даже в саду был слышен его клич, эхом отражающийся от стен коридора.

— Не желаете ещё стаканчик, молодой человек? — спросил он, поравнявшись с ними. Колибри тут же вынесла ему откуда-то целую охапку лотосов и маков.

— Вы же сказали, что не рвёте цветы! — воскликнул он. «Это другое», — был ему резонный ответ. Мимо пробежала собака.

— Кошку тут не видели? — спросила она, высунув язык. Колибри показала крылом куда-то в сторону, и собаки след простыл. Разносчик проводил её недовольным взглядом и проворчал себе под нос что-то про тех, кто чуть не опрокинул ему тележку.

— Будьте добры стаканчик, — сказал он, устало взъерошив волосы. Вода была вкусной и приятно грела в ночной прохладе — он вообще сомневался, что это была вода. Скорее какой-то непонятный отвар. Такой же непонятный, как и всё здесь. — И… Это… Можно мне чай?

— Да пожалуйста, — легко согласилась колибри и принесла откуда-то мешочек сухих листьев. — Дарит тот самый покой, который обещали при жизни, а ещё…

— Не сомневаюсь, — перебил её он. — Молодой человек.

— Что? — не поняла колибри.

— Имя. Молодой человек, — сказал он. — Разносчик подтвердит.

Разносчик тихо усмехнулся и слегка кивнул.

— Странное имя, — хмыкнула колибри. Он пожал плечами.

— Какое есть.

— Я его заберу, — предупредила колибри.

— Да на здоровье.

Он бросил горсть чая прямо себе в рот и усмехнулся. Он отдал то, чего у него не было.

— Удивительно, — забормотал он, сам того не заметив, себе под нос. — Как иногда человек думает, что у него ничего нет, а всё равно найдётся тот, кто найдёт, что у него забрать… И заберёт ведь, обязательно заберёт, хотя человек даже не догадывался, что оно у него есть…

— Побежали! — крикнул ему кто-то. Он встрепенулся и огляделся по сторонам: в своих мыслях он ушёл далеко от сада и стоял теперь среди тёмного леса. — Побежали, побежали!

— Куда? — едва успел спросить он. Кто-то потянул его за собой. Он не видел, кто это.

— Вперёд! Бежим, бежим!

Они бежали быстро, легко и свободно, во всяком случае, он: ему казалось, что он совсем ничего не весит. Вдруг лес закончился, и они выбежали в поле. Яркая полная луна висела в небе, и в её свете он увидел собаку.

— От кого мы бежим? — спросил он, задыхаясь.

— Не от кого, а за кем, — ответила собака. Кузнечики разлетались у них из-под ног.

— Хорошо, а за кем? — опять спросил он. Собака вдруг остановилась, как вкопанная, и он, не успев затормозить, перелетел через неё и упал на землю.

— За кошкой, за дичью, за… За игрушкой, которую бросил… — собака растерянно замолчала. — Ау!.. — вдруг взвыла она. — Я не помню!.. Не помню-ю-ю!.. Ау-у-у!..

— Кто бросил игрушку?

— Я не по-о-омню-ю-ю!.. — заскулила собака. — Я забыла это слово, такое близкое, такое родное… Ау!.. Я только помню, что за кем-то бежала…

— Может, хозяин? — подсказал он. Собака встрепенулась.

— Хозяин! — повторила она и завиляла хвостом. — Да, это оно, это слово! Побежали, побежали скорее!

И они снова побежали. Одна за другой стали зажигаться на небе яркие звёзды.

— Вот он! Вот он, хозяин! — залаяла собака. — Он пришёл!

Он услышал свист, каким обычно подзывают собак, но в поле, кроме них, никого не было.

— Где? Где твой хозяин? — задыхаясь, переспросил он. Собака всё тянула его за собой.

— Да вот же он! Орион пришёл! Орион, это я, Сириус! Я здесь, я здесь!..

Вдруг он споткнулся и кубарем полетел по склону, прямо в неглубокую реку. Он сел. Вода доходила ему до пояса.

— Тебя зовут Сириус? — спросил он, но рядом никого не было, хотя собачий лай громким эхом разлетался над полем. Высокая трава качалась на берегу реки на лёгком ночном ветру.

Послышались чьи-то шаги, и через мгновение на берег вышел долговязый молодой мужчина.

— Добрая ночь, — поздоровался он и опустился на большой камень у реки. Вдали ещё слышался собачий лай. — Почему Вы не спите? Уже поздно.

— Но Вы тоже не спите, — возразил он. Река приятно обволакивала тело.

— Я художник, мне можно, — ответил мужчина. — Я раскрашиваю листья. Видели?

— Не знаю. Наверное.

— Обязательно видели, просто не знали, что это я. Меня зовут Сентябрь. А Вас?

— Не помню. У меня не было имени, да и то умудрился продать.

— Да? — удивился Сентябрь. — И что же Вы купили на своё честное имя?

— Чай, который дарит обещанный покой.

— Вот как? — хмыкнул Сентябрь. — И что, помогает?

— Не знаю. Я не пробовал.

— А врать нехорошо, — улыбнулся Сентябрь и зябко провёл ладонями по плечам. — Я видел Вас в саду.

— Да? Странно, что я Вас не заметил.

— Вы вообще мало что замечаете. Я работал на поляне между садом и лесом. Расписывал клён.

Над полем стих собачий лай, и теперь было слышно, как журчит река.

— Я бежал за собакой, — сказал он. Яркое пламя костра