Шрифт:
Закладка:
Генерал Стессель, конечно, несет большую ответственность, но не за преждевременную сдачу, а за преждевременное отступление в крепостной район. Он должен был ввести в дело при Цзиньчжоу весь свой корпус, а не один только полк, армия Оку была бы разбита – и это отразилось бы на всем ходе войны в Маньчжурии. Упустив эту возможность в мае, он мог бы ее наверстать в июне июле на Зеленых горах атакой и поражением слабой еще армии Ноги, что тоже имело бы громадные стратегические последствия. Но он предпочел отсиживаться и дожидаться ударов, а не бить самому. Эта пассивная психология господствовала, впрочем, во всей русской армии конца XIX столетия. Другим промахом генерала Стесселя было, что он не воспользовался ресурсами Ляодуна и не накопил путем реквизиции либо подрядов продовольственных запасов в крепости, чему весною представлялась полная возможность.
Наконец, не следовало заключать капитуляции. «Почетных» капитуляций никогда не существовало и существовать не может. Первым условием победителя всегда бывает передача вооружения, верков и запасов в полной неприкосновенности. Поэтому единственным выходом из положения, за исключением героического средства капитана Лико – «могий вместити, да вместит», является уничтожение всего, что можно уничтожить, взрыв верков и безусловная сдача. Так поступили Осман-паша в Плевне и генерал Кусманек в Перемышле. Вопрос о воинских почестях никакой роли здесь играть не должен: благородный противник всегда воздаст должное, от бесчестного же врага и почестей принимать не должно.
По этой причине в Мировую войну отказались от почестей защитники Лонгви и форта Во. Германская армия показала себя в ту войну настолько бесчестным противником, что французские офицеры побрезговали принять свои сабли обратно из столь запятнанных рук.
Порт-Артур дал русским армии и флоту выдающихся начальников. Не говоря о главном русском герое всей войны – генерале Кондратенко – мы назовем лишь имена Горбатовского, Ирмана, Шварца, Григоровича, Эссена, Колчака{65}. Но перечень артурских героев будет неполный, если русский историк не упомянет про победителя – славного генерала Ноги, потерявшего на Высокой обоих своих сыновей и впоследствии, 8 лет спустя, не пожелавший пережить своего императора. Он стал у себя на родине народным героем.
Разбор войны
Русская армия расплачивалась своей благородной кровью за неудачную политику своей страны.
Политически мы сделали второй шаг, не сделав первого. Не было смысла захватывать чужие земли, когда собственные оставались втуне. Мы набросились на каменистый Ляодун, пренебрегая богатейшей Камчаткой. Мы затратили огромные деньги на оборудование китайской территории и оставили в запустении искони русский край непочатых сил от Урала до Берингова моря. Имея богатейший в мире Кузнецкий угольный бассейн, мы не тронули его и стали разрабатывать за тридевять земель в чужой стране Янтайские копи. Имея лучшую стоянку на Тихом океане – Петропавловск, мы зачем-то пошли в порт-артурскую мышеловку… И даже в нашей непоследовательной политике мы не сумели быть последовательными: взяв китайские земли, мы не подумали прежде всего их укрепить, принесли Порт-Артур в жертву Дальнему. Сделав второй шаг без первого, мы поспешили сделать четвертый без третьего.
Когда плоха политика, то плоха и та ее ветвь, что именуется стратегией. На плохом фундаменте нельзя построить прочное здание.
Основным пороком нашей стратегии явилось странное, ничем не оправдываемое решение командующего Маньчжурской армией и его генерал-квартирмейстера «повторить 1812 год».
Куропаткин и Харкевич с самого начала решили отступать в глубь страны. Они не чувствовали разницы между 1812 и 1904 годом, между Россией и Маньчжурией и серьезно намеревались провести Отечественную войну на китайской земле. Взяв внешние формы кампании 1812 года – отступление, они не потрудились вникнуть в их смысл. Отступление 1812 года велось к сердцу России, на родной земле, среди восставшего на чужеземного завоевателя русского народа. Русские армии в июле 1812 года были вдвое слабее Наполеона.
Отступательный маневр Барклая был единственно возможным средством измотать неприятеля, занять более сосредоточенное расположение и, главное, соединиться с Багратионом. Совершенно иначе обстояло дело в апреле 1904 года. Против трех высадившихся в Корее японских дивизий Куропаткин мог двинуть семь отличных дивизий сибирских стрелков. Положение не имело ничего общего с таковым же 1812 года – двойное превосходство в силах оказалось как раз у нас.
Куропаткин и Харкевич полагали, что достаточно применять внешний «шаблон» кампании 1812 года, чтоб получить победу, подобно одержанной в Отечественную войну, при любой политической и стратегической обстановке. Они последовали примеру тех бухарских «батырей», которые, увидев издали, как русские солдаты после переправы вытряхивают воду из голенищ, и не поняв, в чем дело, становились на руки и трясли ногами, думая, что постигли весь секрет русской тактики.
«Шаблон» Отечественной войны в обстановке 1904 года был по меньшей мере столь же бессмыслен.
Положение адмирала Алексеева – «номинального главнокомандующего» и генерала Куропаткина – «самостоятельного помощника» было глубоко ненормальным. Оно совершенно не предусматривалось существовавшими правилами о полевом управлении войск и являлось совершенно излишней и вредной импровизацией, сразу же положившей начало разнобою между штабами наместника и командующего Маньчжурской армией. Если в самом начале войны, когда речь шла о «карательной экспедиции» на дерзкую азиатскую страну, подобную аномалию и можно было с трудом допустить, то весной, после Тюренчена и Вафангоу, когда выяснилось, что вместо охоты на макак предстоит война с перворазрядной военной державой, власть главнокомандующего надо было усилить и точно определить его права. Ответственность ложится на Петербург, где немощь политики передалась и стратегии.
Еще большее смешение языков наблюдалось в Порт-Артуре, где начальник Квантунского укрепленного района, комендант крепости и командующий эскадрой игнорировали друг друга. Все это можно было бы легко и своевременно устранить. Итак, первым недочетом явилась совершенно неудовлетворительная организация верховного командования, приведшая в Маньчжурии к разнобою, в Ляодуне – к полной анархии.
Первой операцией войны должен был быть разгром армии Куроки в апреле месяце. Помешать ей высадиться мы не могли: войска собирались медленно, флот был расстроен. Уничтожить же ее по высадке были обязаны. Подкрепив Засулича главными силами, подтянув из-под Владивостока простоявшие там всю войну без дела 2-ю и 8-ю Сибирские стрелковые дивизии, Куропаткин задавил бы Куроки своей многочисленностью.
Неиспользование 2-й и 8-й Сибирских стрелковых дивизий в эту кампанию представляет полную аналогию с неиспользованием VII и Х армейских корпусов в 1877 году.
Второй операцией должно было быть уничтожение армии Оку в середине мая. Маньчжурская армия, наступающая по линии железной дороги,
