А.Н. Мордвинов – Пушкину, 27 апр. 1836 года. – Переписка Пушкина, т. III, с. 304.

Спешу препроводить к вашему превосходительству полученное мною письмо. Мне вручено оное тому с неделю, по моему возвращению с прогулки, оно было просто отдано моим людям без всякого словесного препоручения неизвестно кем. Я полагал, что письмо доставлено мне с вашего ведома.

Пушкин – А.Н. Мордвинову, 28 апр. 1836 г., из Петербурга.

Я не видела Александра Пушкина после его возвращения из Михайловского, потому что он сейчас же уехал в Москву. Как вы находите его журнал («Современник»)? Здесь он не пользуется большим успехом. А жена его уж на будущие барыши наняла дачу на Каменном острове еще вдвое дороже прошлогоднего.

A.H. Вульф – П.А. Осиповой, 6 мая 1836 г., из Петербурга. – Пушкин и его совр-ки, вып. XXI–XXII, с. 336.

Пушкин одно время, очень непродолжительное, был журналистом. Но журнальное дело не было его делом. Срочная работа была не по нем. Он принялся за журнал вовсе не из литературных видов, а из экономических. Ему нужны были деньги, и он думал, что найдет их в журнале. Он обчелся и в литературном, и в денежном отношении. Пушкин тогда не был уже повелителем и кумиром двадцатых годов. По мере созревания и усиливающейся мужественности таланта своего, он соразмерно утрачивал чары, коими опаивал молодые поколения и критику. Пушкин не только не заботился о своем журнале с родительской нежностью, он почти пренебрегал им. Однажды прочел он мне свое новое поэтическое произведение. «Что же, – спросил я, – ты напечатаешь его в следующей книжке?» – «Да как бы не так, – отвечал он, – я не такой дурак: подписчиков баловать нечего. Нет, я приберегу стихотворение для нового тома сочинений моих».

Кн. П.А. Вяземский. Полн. собр. соч., т. II, с. 370.

4 мая, Москва, у Нащокина – против Старого Пимена, дом г-жи Ивановой. Путешествие мое было благополучно. 1-го мая переночевал я в Твери, а 2-го ночью приехал сюда. Я остановился у Нащокина. Жена его очень мила. Он счастлив и потолстел. Мы, разумеется, друг другу очень обрадовались и целый вчерашний день проболтали бог знает о чем.

Пушкин – Н.Н. Пушкиной, 4 мая 1836 г., из Москвы.

Мы с мужем квартировали тогда в Пименовском пер., в доме Ивановой. Пушкин во время своих приездов в Москву останавливался у нас. Для него была даже особая комната в верхнем этаже, рядом с кабинетом мужа. Она даже и называлась «Пушкинской». Муж мой имел обыкновение каждый вечер проводить в английском клубе. На этот раз он сделал то же. Так как помещение клуба было недалеко от нашей квартиры, то Павел Войнович, уходя, спросил нас, что нам прислать из клуба. Мы попросили варенца и моченых яблок. Это были любимые кушанья поэта. Через несколько минут клубовский лакей принес просимое нами. Мы остались с Пушкиным вдвоем, и тотчас же между нами завязалась одушевленная беседа. Можно было подумать, что мы – старые друзья, когда на самом деле мы виделись во второй раз с жизни. Впрочем, говорил больше Пушкин, а я только слушала. Он рассказывал о дружбе с Павлом Войновичем, об их молодых проказах, припоминал смешные эпизоды. Более привлекательного человека и более милого и интересного собеседника я никогда не встречала. В беседе с ним я не заметила, как пролетело время до 5 часов утра, когда мой муж вернулся из клуба.

– Ты соскучился, небось, с моей женой? – спросил Павел Войнович, входя.

– Уезжай, пожалуйста, каждый вечер в клуб! – ответил всегда любезный и находчивый поэт.

– Вижу, вижу. Ты уж ей насплетничал на меня?! – сказал Павел Войнович.

– Было немножко… – ответил Пушкин смеясь.

В.А. Нащокина. Воспоминания. – Новое Время, 1898, № 8115.

После женитьбы Нащокин вел жизнь уже не на цыганский лад, игру вел только в английском клубе, где от графа Мусина-Пушкина, проигравшего огромные суммы, на долю Нащокина достался порядочный куш. Тогда нанимается в приходе Старого Пимена прекрасный двухэтажный дом, мебель Гамбса, отличные обеды, вина и сигары первого сорта. Из прежних гостей остались только кн. Гагарин, артисты Московского театра, да приезжавшие из Петербурга или из-за границы иностранцы, которых он и угощал и дарил. Вьетану, например, он подарил скрипку, с которою знаменитый артист объехал всю Европу; В.А. Каратыгину устраивал овации, обед в английском клубе… Деньги он бросал и на добрые дела, и на глупости. Чего стоил ему один «Домик»! Предположив себе людей в размер среднего роста детских кукол, он, по этому масштабу, заказывал первым мастерам все принадлежности к этому дому: генеральские ботфорты на колодках делал лучший петербургский сапожник Пель; рояль в 71/2 октав – Вирт: Вера Александровна палочками играла на нем всевозможные пьесы; мебель, раздвижной обеденный стол работал Гамбс; скатерти, салфетки, фарфоровую и хрустальную посуду, все, что потребно на 24 куверта, – все делалось на лучших фабриках. Несколько измененное общество постоянно посещало радушного хозяина с утра до полудня, так как он на все вечера и на известные обеденные дни уезжал в английский клуб. Ему были приятелями все замечательные люди того времени: Д. В. Давыдов, Толстой (американец). Он знал множество анекдотов, и исторических, и частных, умел рассказывать их и сообщал Пушкину о курьезных новостях Москвы. Пушкина забавляли его сообщения. Но чем мог Нащокин привлекать к себе таких людей, как Пушкин, Гоголь, кн. Вяземский и др.? Умом. Да, умом необыкновенным, переполненным врожденной, природной логикой и здравым смыслом; а рассудок, несмотря на его страсть к игре, во всех остальных перипетиях жизни, – рассудок царствовал в его умной голове и даже был полезен для других людей, обращавшихся к его совету или суду, при крайних столкновениях в жизни.

Н.И. Куликов. Воспоминания. – Рус. Стар., 1880, дек., с. 993.

Весной 1836 г. Пушкин приехал в Москву, Нащокина не было дома. Дорогого гостя приняла жена его. Рассказывая ей о недавней потере своей, Пушкин, между прочим, сказал, что, когда рыли могилу для его матери в Святогорском монастыре, он смотрел на работу могильщиков и, любуясь песчаным, сухим грунтом, вспомнил о Войныче (так он звал его иногда): «Если он умрет, непременно его надо похоронить тут; земля прекрасная, ни червей, ни сырости, ни глины, как покойно ему будет здесь лежать». Жена Нащокина очень опечалилась этим рассказом, так что сам Пушкин встревожился и всячески старался ее успокоить, подавая воды и пр.

Пушкин несколько раз приглашал Нащокина к себе в Михайловское и имел твердое намерение совсем его туда переманить и зажить с ним вместе и оседло.

Женку называл Бенкендорфом, потому, что она, подобно ему, имеет полицейское, усмиряющее и приводящее все в порядок влияние на желудок.

П.И. Бартенев. Рассказы о