Мы мчались вниз и вниз до тех пор, пока чуть не свалились с лестницы, утратив координацию движений от усталости. И вновь римлянин пробудил в нас боевой дух и силу своими невозмутимостью и спокойствием. Он опять объяснил нам, почему нам необходимо занять позицию в нижней части лестницы. Мы, наконец, достигли четвертого витка спиральной лестницы над поверхностью земли, на высоте, примерно, две тысячи футов выше дна ямы. И там римлянин остановился.

— Встретим их здесь, — ответил он.

Рев снизу стал оглушительным, мы торопливо заняли наши места на лестнице. Гонорий встал на ступень ниже остальных, его тяжелый короткий меч замер в его руке, спокойный взгляд был нацелен в глубину ямы. Я обнажил рапиру. Мое сердце колотилось дико, но я стремился казаться спокойным, как римлянин. Денхэм, под безумный рев толпы, спокойно достал табакерку, с остатками нюхательного табака, и предложил нам каждому по щепотке. Мы отказались, он улыбнулся застенчиво и изящно поднес табак к носу.

— Ха, Иксчтиль, — хлопая ацтека по спине, радостно закричал Д’Алор. — Это драка получше, чем в яме?!

Вождь мрачно улыбнулся в ответ, перекинув пилообразный меч из руки в руку, но не сказал ни слова, и француз повернулся ко мне.

— Что с ним? — он указал на Лэнтина. — У него нет меча?

В тревоге я повернулся к своему другу, ибо я почти забыл о нем.

— Тебе лучше вернуться на крышу храма. Жди прилета Кетры и направь его к нам. Здесь может быть жарко, зна ешь, так что не рискуй.

Другие поддержали мою идею, но Лэнтин категорически отказался.

— У меня есть это, — заметил он, показывая нам автоматический пистолет, который он прихватил с собой из машины. Наконец, мы решили разместить его на лестнице, позади и выше нас, где он мог использовать своё оружие наилучшим способом, ведя прицельный огонь.

Мы уже заняли наши позиции, когда внизу со страшным грохотом рухнули ворота. Полчища жаждущих крови, беспощадных головорезов всех времен и народов хлынули на лестницу. Они неслись наверх в полном беспорядке, толкаясь, давя друг друга. Многие в этой давке были вытолкнуты с лестницы, упали и разбились. Но они шли… и от нас их отделял лишь один виток металлической спирали.

Денхэм обнажил свой клинок, мы шагнули так, что встали в одну линию: римлянин в центре, с мушкетером и ацтеком на левом фланге, и мы с Денхэмом на правом.

И орда, вынырнув из-за поворота, ринулась нам навстречу. Когда они увидели нас, по толпе пронесся крик изумления, и на миг они остановились. Повисло молчание, они смотрели на нас. Я бросил взгляд на моих товарищей. Лицо Гонория был суровым, но невозмутимым, и он держал меч твердо, разглядывая толпу орлиным взглядом. Д’Алор побагровел, его глаза сверкали. Иксчтиль наклонился вперед напряженно, как тигр перед броском, а Денхэм рядом со мной стоял вальяжно, опираясь на рапиру и глядя на толпу с улыбкой, насмешливой и презрительной.

Только мгновение продолжалось молчание, пока орда изучала нас. Затем они увидели, что нас всего пятеро, и, зарычав как звери, они кинулись на нас, едва ли не дерясь друг с другом за право покончить с нами.

Вверх неслась волна зверей в людском обличии, волна, ощетинившаяся мечами и копьями. По-кошачьи гибкий египтянин и огромный китаец были во главе этой толпы, а за ними бесновались еще тысячи, жаждущие дорваться до летающих платформ, чтобы безнаказанно убивать и грабить.

Как будто во сне, я видел жестокие лица, скалящиеся на нас, и было столкновение стали со сталью, звон смертоносного металла, который привел меня в чувство. Д’Алор и Гонорий сделали шаг вперед и двумя ударами, которые были стремительны, как вспышки молний, сразили египтянина и китайца. Но по их телам пришли другие, и на мгновение воздух, казалось, наполнился вьюгой мечей, от которых я уворачивался и которые я парировал. На меня бросился огромный воин в средневековой кольчуге, занося для удара над головой огромный двуручный меч. Но пока он поднимал свое оружие, моя рапира сверкнула, и он упал с красным пятном на горле. Кто-то в белых одеждах занес копье для броска, но первый удар римского меча лишил копье наконечника, а второй лишил самого копейщика головы. Дюжина ножей отскочили от моих доспехов и шлема, но два или три отведали моей крови, нанеся не опасные, но болезненные раны. И теперь, потрясенная нашим ожесточенным сопротивлением, толпа отхлынула, в то время как мы стояли, задыхаясь.

У наших ног лежало десяток или более мертвых или умирающих головорезов. Пока ни один из нас не был ранен сколь-либо серьезно, за исключением Д’Алора, у которого сильно кровоточило разрезанное запястье. Узость лестницы была нашим спасением, поскольку одновременно лишь несколько человек могли атаковать нас, при этом преграждая дорогу остальным. Но я понимал, что бой только начался. Толпа ломилась вверх. И не было ни Кетры, ни его могучего флота. Я вновь сосредоточил все свое внимание на орде.

Дикарь с дубиной кинулся на меня и оказался столь проворен и ловок, что у меня вскоре отваливались руки от усталости в попытках достать его. Я слышал звон клинков и брань, язвительные насмешки доблестного мушкетера, стоны раненых и крики падающих с лестницы. И перекрывающий все остальные звуки битвы боевой клич ацтеков.

— Алала! — и снова. — Алала! Алала!

Ступени стали скользкими от крови, и мы отступили на несколько ступеней вверх. Это дало нам дополнительное преимущество, поскольку мы стояли на сухом и твердом металле, в то время как наши противники скользили по крови и на внутренностях своих предшественников. Тем не менее они напирали, заставляя нас отступать, вверх и вверх по лестнице.

Мы отступили уже в шахту, где каменная стена справа давала нам дополнительную поддержку. В полумраке шахты было труднее видеть нас, а противники были более четко видны для нас на фоне света из ямы ниже.

Оборванный горбатый маленький человек прополз под ногами тех, кто бился с нами, и ткнул меня дротиком. В суматохе битвы мы отступали