— Ладно, солнце мое, давай не будем говорить о плохом, — предлагает Ребекка и бросает короткий взгляд на гитару, которая лежит на кровати рядом с Эдвардом. — Может, ты сыграешь что-нибудь для своей мамы?

— Э-э-э… — запинается Эдвард, слегка прикусив губу. — Сыграть для тебя?

— За эти несколько месяцев я ни разу не слышала, как ты играешь и поешь. Я прекрасно знаю, как играет Терренс, но пока что не слышала тебя и не могу оценить, насколько ты талантлив.

— Думаю, в этом Терренсу нет равных, — скромно улыбается Эдвард. — У него потрясающий сильный голос, и он отлично играет на гитаре. Он был рожден стать звездой музыкального бизнеса.

— Ну уж он точно не сомневается в себе, — скромно хихикает Ребекка. — Твой брат всегда держится очень уверенно и никогда не сомневался, что он хорош во всем. Любит абсолютно все, что касается его: внешность, таланты, заслуги…

— Хотел бы я быть таким же уверенным… И таким же талантливым…

— Уверена, что ты ничуть не хуже своего брата и также обладаешь превосходными навыками игры на гитаре и пения. И чтобы я убедилась в том, то я предлагаю тебе сыграть что-нибудь для меня. Может, у меня нет музыкального образования, но слухом я никогда не была обделена.

— Ну ладно… Если ты так хочешь, то я сыграю для тебя…

Эдвард берет в руки гитару и какое-то время думает над тем, что ему исполнить, прижимая инструмент к себе. А когда наконец определяется, то немного неуверенно начинает ее наигрывать, заставив Ребекку искренне улыбнуться. Женщине уже очень нравится то, как красиво поет ее младший сын и играет на гитаре. То, как виртуозно он перебирает струны и берет аккорды, даже если выглядит немного зажатым…

Иногда кажется, что Эдвард особо не напрягается, пока играет на гитаре, и будто не вынужден внимательно следить за тем, где расположены его пальцы на грифе, и какие струны он затрагивает. МакКлайф-младший играет совершенно легко и непринужденно. Его руки будто сами знают, что делать, и мужчина управляет ими с помощью силы мысли. А какой у него изумительный голос! Будь мужчина музыкантом, у него определенно было бы много поклонников, которые были бы в восторге от мягкого, мелодичного тембра, что прекрасно сочетается с приятной мелодией, которую он наигрывает.

Играя на этой гитаре, которая звучит намного лучше, чем та, что была у Виктории, Эдвард продолжает чувствовать некую тесную связь со своим отцом и вспоминать некоторые хорошие моменты, связанные с ним. Он не знает, происходит ли это потому, что этот инструмент принадлежит Джейми. Однако мужчине безумно сильно нравится чувствовать эту необъяснимую связь и получать удовольствие от игры на этой гитаре. Это чувство согревает ему душу и заставляет почувствовать себя чуточку счастливее и хотя бы на время забыть обо всех проблемах.

Спустя две или три минуты Эдвард заканчивает исполнять эту песню и доигрывает последние аккорды, гораздо медленнее перебирая нужные струны и наблюдая за Ребеккой, все время восхищенно слушающую своего сына и с широкой улыбкой раскачиваясь в такт мелодии, что приходится ей по душе. Если поначалу мужчина играл немного неуверенно, то к концу песни он немного раскрепостился и начал играть намного лучше. И тот факт, что его мать хлопает ему после того, как он проводит пальцами по всем струнам, только больше вселяют в него уверенность.

— Боже, дорогой, это было потрясающе! — восхищенно восклицает Ребекка. — Я в восторге!

— Спасибо большое, — скромно улыбается Эдвард. — Тебе и правда понравилось?

— Ты еще спрашиваешь! Да я готова слушать тебя вечно! Эдвард, ты невероятно талантлив! У тебя изумительный голос, а твоя игра на гитаре выше всех похвал. Не понимаю, почему ты жутко стеснялся петь и играть для меня. Ведь ты играешь так же здорово, как и твой брат.

— Да, порой я и правда немного не уверен в себе… Даже мечтая выступать как музыкант на сцене, я боюсь, что просто не смогу сделать это из страха перед кучей людей.

— Перестань, сынок, как ты можешь сомневаться в своем таланте и понижать свою самооценку? Бери пример с Терренса, который никогда ни в чем не сомневается и знает, что он лучший. Или с твоего отца, который хоть и не увлекался музыкой серьезно, но играл потрясающе и сам понимал это.

— Кстати, об отце… — Эдвард с легкой улыбкой на лице переводит взгляд на гитару и медленно проводит по ней рукой. — Знаешь, когда я играю на этой гитаре, то чувствую что-то особенное. Какую-то связь, которая согревает мне душу… Мне трудно объяснить, что именно я чувствую, но это безумно приятно… Я чувствую себя счастливым, пока играю на ней…

— Это ведь гитара твоего отца, и ты думаешь о нем, пока играешь. Думаю, в глубине души ты все равно скучаешь по нему.

— Да, не могу отрицать… — тихо вздыхает Эдвард. — Я и правда скучаю по отцу… Хоть он никогда не любил меня, я все равно тоскую по тем временам… Хотя бы благодаря тем очень редким моментам, когда отец все-таки проявлял ко мне какую-то любовь и даже разговаривал. Я почти не помню их, но точно знаю, что они происходили.

— Меня радует, что хотя бы ты не так категоричен, как твой брат. Мне кажется, если очень захотеть, то тебя можно будет убедить согласиться поговорить с ним и попробовать наладить отношения.

— Я хотел бы простить его, но думаю, что не смогу… Слишком сильны те обиды, которые я держу в себе уже многие годы. Для меня это было бы тяжело, даже если бы отец и сказал, что жалеет.

— Я все понимаю, сынок, но уж постарайся как-нибудь. Он — твой отец, и ты не должен избегать его. Хотя бы просто выслушай его. А уж потом ты решишь, прощать его или нет. Я всего лишь хочу, чтобы вы с Терренсом знали всю правду.

— Может, однажды я и смогу решиться на этот разговор. Но не в ближайшее время точно.

— Ах, Эдвард, сынок… — Ребекка с грустью во взгляде мягко гладит Эдварда по руке и спине.

В воздухе на пару секунд воцаряется пауза, во время которой Эдвард, слегка сгорбившись, уставляет свой взгляд в одной точке. А затем Ребекка окидывает взглядом всю комнату и останавливает его на сумке своего младшего сына.

— Ох, ладно, поговорим об этом потом, а сейчас тебе лучше разобрать свои вещи, — задумчиво говорит Ребекка. — Справишься до ужина? Пока ты здесь, я приготовлю что-нибудь.

— Да, конечно, — с легкой улыбкой кивает Эдвард. — Это не