Только сбежать не успел, так как опять хлопнула дверь и вошла бабка с полным ведром воды. Я как истинный джентльмен подхватил ведро, поставил возле печки и, прижав руки к груди, с чувством сказал:

— Мерси, мадам! Гран мерси. Оревуар!

Но Яга, покачав согнутым коричневым пальцем у меня перед носом, сбежать не дала, а усадила обратно на лавку, показав, что собирается для начала гостя покормить. На предмет поесть я завсегда горазд, поэтому, очередной раз мерсикнув, сцапал ложку и замер в ожидании. Правда, на этот раз был не вчерашний гуляш, а какой-то жиденький супчик, в котором плавал разваренный лук. Раньше бы я на такое и не посмотрел, потому что осклизшие ошметки вареного лука может есть только последняя моральная сволочь и, как сейчас выяснилось — французы. Но горячее оно и в Африке горячее, а когда в следующий раз желудок заполнить придется — неизвестно. В общем, начал хлебать этот шедевр кулинарии, а бабка решила наконец выяснить национальную принадлежность нежданного гостя. У нее уже, судя по всему, были какие-то предположения, поэтому, сидя напротив, она, потыкав в мою сторону пальцем, поинтересовалась:

— Англе?

Я, подавившись луковой шкуркой, передернулся и совершенно неожиданно для себя сказал ей правду:

— Нет, русский…

Сказал и застыл, запоздало кроя себя последними словами. Блин! Ну кто меня за язык тянул? Хотя эта ровесница динозавров, возможно, и не поймет, что же ей ответили? Но у Бабы-яги со слухом был полный порядок. Она удивленно покачала головой и недоверчиво уточнила:

— Рю-юс?

Я, увидев надежду в этом недоверии, уже хотел было отмазаться от принадлежности к славянам, дескать, она все не так поняла, а на самом деле я какой-нибудь голландец, только не успел. Бабуся, несколько секунд пробормотав себе что-то под нос, вдруг просветлела лицом и начала возбужденно лопотать, тыкая пальцем в сторону окна. Из этого потока слов было ни фига непонятно. Рюс, рюс, шур мур шур мур санатуа рюс шур мня бур мур. Видя, что до меня не доходит, хозяйка, подхватив гостя за руку, подтянула меня к окну и опять начала возбужденно в него тыкать, пытаясь донести какую-то мысль. Минут через пять постепенно дошло, что где-то там, за лесами, за холмами, но не очень далеко, живут русские. Один или много, я так и не понял, понял только, что живут в месте под названием Сантуа. Яга, видя, что до меня наконец дошло, заулыбалась во все свои четыре зуба и, позволив доесть свой луковый супчик, показала, что больше не задерживает выздоровевшего гостя. Уже стоя в дверях, опять потыкала в сторону холмов, дескать, мне туда, а потом, кивнув на очередное «мерси», зашла в дом. Я же, подняв воротник своего пальто, от которого из-за нахождения в тепле откровенно несло псиной, неспешным шагом пошел вдоль дороги в указанном направлении.

Русские, русские… Интересно, что за русские там обитают? Если приверженцы Краснова, то, придя к ним, попаду не просто в жопу, а в самую ее дырочку. А если нет? Помощь-то, как ни крути, не помешает. Температуры, конечно, у меня нет, голова с растрясенными мозгами болит гораздо меньше, но вот бок так и не проходит, простреливая на каждом вздохе, да и колено ушибленное дает о себе знать. М-да… Так что поддержка со стороны сейчас очень необходима. Хотя бы теплый угол, чтобы отлежаться, уже хорошо будет. Но сразу соваться к русским, даже если их найду, не буду. Понаблюдаю вначале, а потом, если их там не больше пары человек живет, попробую познакомиться. Даже сейчас, в таком состоянии двое мужиков для меня особой опасности не представляют. По разговору всяко-разно пойму, что они собой представляют, тогда и решу оставаться у них подлечиться или рвать когти. Будут нормальными людьми — останусь. Окажутся пособниками фрицев — дам по башке, помародерничаю и свалю.

Хотя в моем положении самый лучший вариант — это добыть себе колеса. В смысле какой-нибудь неброский автомобиль. В нем, если что, можно и поспать, да и от погони уходить лучше за рулем, чем на своих двоих. Исходя из того, что макизары меня сюда ночью без проблем провезли, фельдполиция здесь на службу если и не забила, то несет ее несравнимо более бардачней, чем на Востоке. А значит, есть хороший шанс, добыв бибику, за пару ночей проскочить до Оранжа. Опасно, конечно, без документов, но не более опасней, чем пешедралом. Тем более пешком просто не дойду… Вот так, весь в сомнениях, прихрамывая, я топал по проселку, с каждым шагом приближаясь к пологим холмам, стоящим вдалеке.

День начинал клониться к вечеру, когда, пройдя за поворот дороги, который она делала, огибая поросший лесом бугор, метрах в ста от себя увидел стоящее с поднятым капотом авто. Не грузовик, не колымагу, а именно авто. Вообще все более-менее нормальные тачки немцы реквизировали в пользу армии, так что в частном пользовании остались только еле ползающие рыдваны. А эта машина была похожа на «опель». Никак немцы чинятся? Но мне, в общем, по барабану, кто это. Хоть фламандцы. В первую очередь это машина, шмотки и, возможно, еда. Так что, похоже, вариант с непонятными русскими отпадал сам собой. Прячась в чахлых придорожных кустиках, я стал приближаться к тачке. А когда подошел, только зубом удовлетворенно цыкнул. Не немцы. Человек, стоящий нагнувшись над мотором, выпрямился, и я увидел, что это совсем молодая, лет восемнадцати, француженка. Там был еще кто-то, но явно не мужик. Или ее подружка или ребенок. Хотя ноги в брюках, значит — скорее всего мальчишка. Ладно, детей пугать не будем и попробуем вначале договориться по-хорошему. Хотя бы на языке жестов. Поэтому вылез из кустов и, не скрываясь, двинул к машине. До нее оставалось шагов десять, когда меня наконец заметили. А я, вспомнив классическую фразу по-французски, пришедшуюся удивительно в тему, сразу выдал:

— Бонжур, мадам, тьфу, мадемуазель. Же не манж па сис жур. — И чисто на автомате, заискивающе улыбаясь, добавил: — Подайте бывшему депутату Государственной думы…

Из-за капота вынырнула вихрастая