После целых страниц размышлений о непостижимых усилиях матери-истребительницы он берет назад прежние эпитеты, чтобы восхититься «материнской логикой насекомого». Но откуда мать знает, что сироп ядовит для ее потомства? Как возникла ситуация, когда мать питается только сахаром, а ее дети – исключительно мясом? Далее Фабр разражается пылкой тирадой о том, что, если бы он «веровал в эволюцию», то мог бы представить себе, что у предков пчелиного волка добычей могли питаться и взрослые особи, и личинки, но что «дорогостоящая привычка питаться добычей, не благоприятствующая большим популяциям, сохранилась для слабой личинки». Впрочем, Фабр, оставаясь непоколебимым критиком Дарвина, это объяснение предлагает исключительно в насмешку, по-детски перебраниваясь с оппонентом, а в итоге отвергает его очень просто: «Я не верю ни единому их [эволюционистов] слову». Фабру проще заявить, что «наука не дает ответа» на вопрос, почему существует разница в рационе, чем примет на веру «цепочку очень логичных умозаключений»[93] от эволюциониста.

Эксперименты Фабра с Philanthus были впечатляющими, но его выводы оказались не совсем точными. Он ошибался насчет того, что самка пчелиного волка убивает свою добычу; она просто парализует ее, как это делают другие одиночные осы. Еще он пришел бы в ужас, узнав, что иногда самки пчелиных волков набивают свои ячейки самцами собственного вида, на которых паразитирует их потомство. Он был очень близок к открытию фармакологической магии, которую хранит в себе самка пчелиного волка. По всей видимости, мать удаляет мед из зобика жертвы, чтобы свести к минимуму вероятность того, что добычу уничтожат микроорганизмы, прежде чем личинка осы насытится. Но это лишь малая толика медицинских талантов самки пчелиного волка; настоящая магия заключена в антибиотиках, которые она производит.

Александр Флеминг случайно открыл антибиотики лишь через десять лет после смерти Фабра. Но представление о важности борьбы с микроорганизмами не было чем-то новым для Фабра. К тому времени, когда он впервые начал писать об осах (1880-е годы), приобрела широкую известность (хотя еще не стала общепринятой) микробная теория Луи Пастера, а Джозеф Листер успел продемонстрировать важность использования карболовой кислоты как первого антисептика для уничтожения бактерий в операционной.

Возможно, именно письмо Леона Дюфура заставило Фабра задуматься над вопросом о роли антисептиков в осином яде. В ходе их переписки Дюфур предположил, что эти осы могут использовать какую-то форму консерванта, «антисептика», чтобы парализованный жук, добытый осой, оставался свежим. Дюфур как квалифицированный врач имел общее представление о важности антисептиков. Еще он был энтузиастом микроскопии и исследовал жуков – жертв Cerceris; к своему удивлению, он обнаружил, что жуки, закопанные вместе с личинкой осы, неделю или даже дольше остаются в первозданном состоянии. «Убивая златок, церцерис умеет чем-то предохранять их от высыхания и гниения в течение недели и двух», – писал он.

Дюфур проводил эксперименты: он извлекал пойманных жуков из логовищ ос, выдерживал их в течение нескольких дней, прежде чем препарировать, но в итоге «находил их внутренности столь свежими, как будто рассекал живое насекомое». Дюфур заключил, что оса, должно быть, впрыснула в пойманного жука какой-то антисептик. «Как превосходит нас церцерис своим быстрым, столь малостоящим и столь эффективным способом действий! – восхищался он. И далее задумывался: – Какие только уроки не предстоит нам извлечь из ее необыкновенной химии!»[94]

Фабр не разделял энтузиазма Дюфура. Более того, через все его работы красной нитью проходит неизменно язвительное отношение к мысли, что осы вырабатывают собственную разновидность антисептика. Возможно, у него было неверное представление об антисептиках, поскольку он, очевидно, считал их присутствие несовместимым с тем фактом, что жертвы были парализованы и не могли двигаться. Разразившись пространной тирадой на эту тему в книге «Еще об осах-охотниках», Фабр наконец подводит итог: «Пока консервированные селедки не начнут резвиться в рассоле, нет смысла более говорить об антисептиках»[95].

Сейчас, больше века спустя, мы наконец можем ответить на некоторые вопросы Дюфура и Фабра.

Как я убедилась, наличие в доме детей-подростков ограничивает возможности для проведения на кухне экспериментов по микробиологии, поскольку подростки поглощают остатки еды куда быстрее, чем микроорганизмы. Но в тех редких случаях, когда я ненадолго остаюсь дома в одиночестве, жизнь спешит мне напомнить, насколько быстро остатки пищи могут превратиться в курорт для условно-патогенных бактерий и грибков. Первые люди научились сохранять пищу, закапывая ее в лед или высушивая на солнце. Сегодня мы ее маринуем, сушим и консервируем, но вдобавок к этому полагаемся на дорогостоящие химикаты и холодильное оборудование. Если наши консерванты не помогают, мы просто выбрасываем продукты с истекшим сроком годности.

Одиночные осы не могут позволить себе такой роскоши: как только они запечатали свою живую кладовую, их потомство оказывается во власти многочисленных подземных микробов, которые одинаково сильно жаждут высосать жизнь и из добычи, и из самой голодной личинки осы. К счастью, жидкости тела одиночных ос насыщены разнообразнейшими антисептическими и противогрибковыми средствами.

У пчелиного волка в запасе большая и разнообразная аптечка, но химические секреты осы спрятаны не в ее яде, а в голове. Все дело в грибковой проблеме пчел. Вот эксперимент, который можно провести дома: поймайте пчелу и жука и (в чисто научных целях) на пару часов положите их в морозильную камеру, обеспечив им быструю и одинаковую эвтаназию. Затем выньте насекомых и закопайте в разные горшки с почвой. Примерно через неделю выкопайте их: вы обнаружите, что пчела превратилась в пушистый клубок разнообразных форм жизни, где от пчелы почти ничего не осталось. Напротив, жук окажется в значительной степени нетронутым. Так происходит, потому что поверхность тела у жука значительно тверже, чем у пчелы, и когда он закопан во влажную почву, грибкам требуется значительно больше времени, чтобы поселиться в нем. Грибки – это ахиллесова пята для личной гигиены перепончатокрылых в целом: грибки и микроорганизмы их любят. Так что охотнице на пчел (особенно если этих пчел она замуровывает вместе со своими любимыми детишками) нужен идеальный план борьбы с микробами, чтобы ее добыча не стала питательной средой для грибков и бактерий. В этом отношении эволюция раздала пчелиным волкам несколько козырей.

Первая хитрость матери – пчелиного волка заключается в том, чтобы соорудить жертве непроницаемую для болезней камеру смерти, забальзамировав добычу в собственной слюне. Оса-мать облизывает свою жертву со всех сторон, прежде чем отложить на нее яйцо. После бальзамирования потомство осы и жертва оказываются заключенными в водоотталкивающую оболочку. Многие насекомые создают подобным образом собственную гидроизоляцию, которая предохраняет от высыхания и болезней. Бальзамирующая жертву гидроизоляция пчелиного волка предотвращает накопление воды с наружной стороны камеры смерти, и это