– Вот именно, – кивнул Кайзерлинг. – Тем не менее, свадьбу отложили. Сегодня е было объявлено, что они сочетаются законным браком через месяц.

– Я этого не слышал, – Турок теперь внимательно смотрел за Юзефом, который опрокидывал в себя один бокал вина за другим. – Он вообще в курсе, что у него брачная ночь, и женщину лучше не оставить неудовлетворенной, иначе рискуешь получить в кашу приличную порцию крысиного яда?

– По-моему, ему всё равно, вздохнул Кайзерилнг.

– Это заметно невооруженным взглядом. – Турок прищурился и снова посмотрел на Станислава. Затем подхватил два бокала с вином, со столика, стоящего рядом с ним у стены. – Пойду, поддержу Станислава в его утрате. Ведь нет ничего более печального, чем быть приглашенным на свадьбу любимой с другим мужчиной, не так ли?

* * *

– Папа, смотри что у меня получилось, – Пашка бежал ко мне по длинному коридору, а за ним гнался Ломоносов, от которого непоседливый наследник, похоже, умудрился удрать.

Я присел на корточки и расставил руки, чтобы поймать разогнавшегося сына. Подхватив его, я встал, я Пашка удобно устроился у меня на руках.

– И что тут у тебя, показывай, – он развернул лист, и я честно попытался угадать, что там нарисовано. Поняв, что проигрываю, я повернулся к ребенку. – Показывай, что тут к чему.

– Вот, видишь, это человек под водой, вот рыбки плавают, а он идёт по дну и на них смотрит. – Сын тыкал пальчиком, перепачканном в чернилах то в одну кляксу, то в другую, я же только кивал, поражаясь про себя его фантазии.

– А как он дышит? Ведь человек не может дышать под водой, у него нет жабр, как у этих рыб? – я запомнил, где здесь рыбы и ткнул пальцем, судя по реакции ребенка, угадав правильно.

– Так ведь он через эту трубку дышит, видишь, – от кляксы, обозначающей человека куда-то вверх действительно тянулась полоса. Я-то сначала подумал, что это чернила размазались. – А там лодка, и в лодке сидит человек, и качает воздух, как мехами в кузне.

– Так трубка у человека, который под водой, не в рот вставлена?

– Нет, – Пашка покачал головой. – Она в шлем вставлена.

– А скажи, мне, сын мой, откуда ты вообще всё это взял? Про трубки, про меха? – я задумчиво покрутил лист.

– Мне Михаил Васильевич рассказал.

– А Михаил Васильевич не рассказал тебе, он сам это придумал, или подсмотрел где? – при этом я смотрел на самого Ломоносова, который остановился чуть в стороне, перевёл дыхание и теперь слушал каждое слово.

– Такие костюмы многие пытались разработать, включая прославленного Леонардо да Винчи, – ответил Ломоносов. – Наверное, многим удавалось.

– Ты можешь сделать такой? Рабочий подводный костюм?

– Сделать его не проблема. Проблема будет заключаться в трубке. Я не представляю, из чего её можно сделать, чтобы она и гнулась, но не ломалась.

– Так подумай, – резко ответил я. – Как придумаешь, сообщишь. – Теперь ты, молодой человек. Нельзя убегать от учителя во время занятий. Ты вот убежал, а Михаилу Васильевичу тебя ловить пришлось. Но, за это время он мог уже закончить урок, и начать думать над трубкой, которая очень сильно нужна папе.

– Я больше не буду, – тут же ответил ребёнок.

– Конечно, не будешь, потому что, если будешь, то мы не пойдём вечером гулять с Лизой. Точнее мы с мамой и Лизой пойдём, а ты будешь в это время сидеть на уроке, с которого сбежал.

– Я больше не буду, – Пашка насупился.

Я же поцеловал его в белобрысую макушку, покрытую мягкими, вьющимися волосами и опустил на пол. Сын глубоко вздохнул и подошёл к Ломоносову.

– Пошли на урок, – он протянул ему ручку, которая утонула в огромной лапе учителя, и они пошли по коридору, возвращаясь в класс.

Я проводил их взглядом, а затем повернулся к стоящим за моей спиной людям, с которыми я и шёл по коридору, направляясь к выходу из дворца.

– Господа и дамы, прошу меня извинить, но семья для меня – это святое. – Сейчас я говорил по-немецки, про себя благодаря бога за то, что никто из присутствующих в моей свите четырех мужчин и трех женщин, за исключением Бехтеева, не поняли ни слова из того, что было сказано в моей беседе с сыном и Ломоносовым.

– Да, ваше величество, это так чудесно, и так редко можно встретить отца, который бы так радовался успехам сына. – Графиня фон Эйдер даже промокнула платочком абсолютно сухие глаза. – Но, вам не кажется, ваше величество, что вы слишком его балуете?

Первым моим порывом было послать графиню на хер. Да и всю остальную кодлу, которая припёрлась, для согласования визита с Лизой и этим придурком датским корольком. Интересно, а он на наркоту ещё не подсел? Надо бы уточнить. А то где я ему раскумарку возьму, чтобы он от ломки ласты у меня во дворце не задвинул? Идиот, что с него взять.

Но первый порыв прошёл, тем более, что встреча действительно готовилась очень важная. Первый на моей памяти отъем территорий за долги на межгосударственном уровне. Так что мне нужно быть с этими товарищами, от которых меня тошнит, предельно приветливым и любезным.

А вообще шикарно получается. Сколько потрясающего я принес в этот мир. Вот попаданцы из книг, которые я в своё время читал, приносили в мир пулеметы, усовершенствованное сельское хозяйство, башенки на танки и многое другое очень полезное. Я же принёс эротику в журналы, казино и рейдерские захваты. Красавец, чего уж там.

Но на меня смотрела сейчас не только графиня. Я улыбнулся. Этим пираньям нельзя даже мизинца подставлять, по плечо руку обкусают.

– Да, графиня, вы правы, я балую Павла. А как же иначе? Детей следует баловать, тогда из них вырастают настоящие разбойники, – ответил я ей фразой из известной мне сказки.

– Простите, ваше величество, – она улыбалась уже более натянуто. – Я правильно поняла, вы хотите, чтобы ваш сын вырос настоящим разбойником?

– Ну, конечно, – я всплеснул руками и оскалился. – Павлу предстоит стать императором. И это очень важно, чтобы он не только стал разбойником, но и чтобы все соседи об этом знали. Тогда ему будет уютно и комфортно править, потому что настоящего разбойника остерегутся трогать. Это ведь может выйти боком, а то и ещё печальнее закончиться.

– Вы говорите ужасные вещи, ваше величество, – графиня поднесла платочек ко рту. – Вы ведь так шутите?

– Возможно, – я продолжил прерванный путь. – Я ещё сам не понял, шучу я, или нет.

Оставшийся путь до выхода мы прошли молча. Программа минимум на сегодня была выполнена. Я их лично встретил, лично