Шрифт:
Закладка:
— Ну ты же интересовался, где души, — сердито ответил демон. — Вот они!
Азирафель опустил стекло дверцы. Скрип и дребезжание сделались еще сильнее. Молчаливая череда мужчин и женщин, изможденных, оборванных, брела, глядя в землю, и, казалось, не замечала джип. Каждый волок за собой клетку, вцепившись в кольцо на длинной рукояти, которая крепилась к днищу.
— Самая никчемная разновидность душ, — прокомментировал Кроули. — Ни грехов, ни добродетелей. Зачем жили, для чего умерли…
— Если скопом взять, сойдут как мойщики, — возразил Хастур. — Котлы отскребать, золу мести…
— Останови машину, — попросил ангел.
Это было сказано так, что Кроули удивленно посмотрел в зеркало заднего вида:
— Что-то случилось?
— Останови машину!
Джип замер на месте, обтекаемый бесконечной колонной.
Азирафель выскочил и заметался между фигурами, заглядывая то в одно лицо, то в другое. Он никого не узнавал, но отчетливо понимал, что видит их не впервые. Правда, тогда эти люди брели не по Чистилищу.
…Скучный грязный городок при огромном полумертвом заводе. Изнуряющие монотонные будни, угрюмые и пьяные праздники с неизменным мордобоем под вечер; родители, осатанев от безнадеги, нещадно лупят детей, дети, вырастая, избивают родителей… Какой это был век? Кажется, уже двадцатый. Какое государство? Азирафель не мог сказать точно: он видел такое повсеместно. «Боритесь, протестуйте, требуйте!» — воодушевлял он, забыв, что должен призывать к незлобивости и кротости. «Пра-а-альна!» — орали ему в ответ и шли громить кабак или склад спиртного. А дальше — полиция, выстрелы, кровь, а на следующее утро снова завод.
«Не бейте детей! Пожалейте стариков!» — убеждал ангел, пытаясь оживить в людских сердцах любовь и милосердие. Не будешь сына пороть — разбалуется, возражали ему. А ту старую хрычовку вообще удавить надо, такую цену за самогон ломит!
— Мы скоты, мы так привыкли, — объяснил когда-то ангелу один из них, опорожняя первую бутылку. — Никто нас не исправит, никто не поможет.
— Я могу помочь, — горячо возражал ангел. — Скажи, что надо сделать?
— Гы-ы, ты господь бог, что ли? — хмыкнул пьяница. — Ну так уничтожь нас и создай заново, получше.
Тогда Азирафель ушел, так ничего и не сделав, признавая, что здесь Ад в своем праве. И не сомневался в участи, уготовленной всем этим людям.
Но, оказывается, он ошибался! Шагнув в посмертие из дымного цеха, из пьяного угара, из-под тяжелого кулака, они продолжали идти — не грешники и не праведники, в самом деле смахивающие на животных в своем равнодушии и покорности. Теперь ангел знал, как положить конец этому бесконечному шествию.
— Чего это он удумал? — Хастур, приоткрыв дверцу, наблюдал за ангелом.
— Он же ангел, он только одно и может удумать! — Кроули выскочил из машины. — Азирафель, оставь их, слышишь? Ты что, забыл, зачем мы здесь?!
Но ангел не слышал его. Он уже светился, и золотой ореол, окружавший его, быстро набирал силу; широко плеснули белые крылья и в воздухе закружились, опадая, черные лохмотья, — сметенные с душ грехи, грешки и прегрешения. Сквозь серое низкое небо пробился широкий солнечный луч и по нему вверх одна за другой заскользили полупрозрачные тени.
— Всё прощено и все прощены, — выпевал ангел, легонько подталкивая души к лучу. — Ступайте туда, где не будет ни плача, ни скорби, но радость и жизнь бесконечная…
Дорога опустела. Брошенные клетки ржавели и рассыпались рыжей трухой.
— Он так все Чистилище в Рай захерачит, — заметил Хастур. — Ты б его тормознул, а?
— Попробуй тормозни, когда он так полыхает, — в голосе Кроули восхищение мешалось с завистью. — В момент сгоришь.
Внезапно восхождение душ прекратилось, точно встал эскалатор на станции метро. Спустя мгновение подъем возобновился быстрее прежнего и с небес раздался гулкий и грозный голос:
— Немедленно прекратить транспортировку душ! Повторяю: прекратить транспортировку!
Оба демона невольно попятились к машине. Ангел опустил руки и с изумлением посмотрел вверх: расталкивая возносящиеся души, вниз по лучу сходила крылатая фигура.
— Михаил?! — потрясенно выговорил Азирафель. — Что-то не так?
— Он еще спрашивает! — воскликнул архангел. — По какому праву ты проводишь изъятие душ?
— Я спасаю несчастных, как положено… — одежды и крылья Азирафеля тускнели на глазах, он делался серым, точно еще раз пережил небесный суд.
— Ты не имеешь права помогать, — сурово изрек Михаил. — Это была твоя последняя партия, я с трудом уговорил Гавриила, — не ради тебя, ради них. Отныне любая душа, направленная тобой в Рай, не будет туда допущена. Ты давно уволен, эфирный, напоминаю тебе об этом, если запамятовал. Или ты полагаешь, что, лишившись обязанностей ангела, сохранил его права? Все твои лицензии и сертификаты аннулированы, даже твое имя стерто со скрижалей и забыто.
Азирафель покачнулся, колени предательски подогнулись, но из-за спины послышалось злое и звонкое: «Его имя Азирафель! Поправь нимб, Майки, на ушах виснет», — и он оперся на этот голос, как на самую надежную из всех опор.
— Оскорбления бесполезны, демон, — невозмутимо парировал архангел. — Таковы правила, я лишь подчиняюсь им.
— А вот этому я точно леталки повыдергиваю!
От джипа перло что-то рогатое, зубастое, когтистое. Из фиолетового пиджака вырастали черные кожистые крылья с шипами — такие огромные, что Кроули едва не присвистнул, но вовремя сообразил, что прущее нечто — Хастур, он в ярости, и вот-вот вцепится в архангела.
Михаил, очевидно, тоже об этом подумал: в его деснице блеснул меч, шуйца вооружилась щитом, на голову упал крылатый шлем, а золотые ризы скрылись под сияющей кольчугой.
— Ты ищешь личного Армагеддона, падший? — усмехнулся он. — Ты его обретешь!
Кроули бросился наперерез собрату:
— Стой, дурак! Вельзевул тебя за такое живьем сожрет!
— Уйди, змей! — заревел Хастур, отмахиваясь крылом, — Это он меня тогда с Небес турнул! Наконец-то поквитаемся!
Азирафель тоже кинулся к собрату — увы, бывшему.
— Михаил, тебе лучше уйти, он очень опасен…
— Я тоже, — отрезал архангел. — Этот демон зарвался. Следует проучить его.
Черная стена надвигалась на серебряную, серебряная вздымалась над черной, а между ними метались две человеческие фигурки.
— Михаил, не надо!
— Хастур, он же весь Рай на подмогу позовет!
— Пощади его!
— О Грете подумай, герцог! О Роуз!
Поднялся меч, размахнулась для удара когтистая лапа…
— А ну не трогай его, ты, чинуша! Бюрократ! Крючок канцелярский!
— Еще шаг и я стреляю! Хастур, ты ведь знаешь, что у меня в руках!
Азирафель замахнулся на архангела сумкой. Кроули направил на Хастура пистолет со святой водой, без которого никогда не приходил на работу.
— Чинуша? Крючок? — Михаил опустил меч и даже попятился от обиды. — И это после всего, что я для тебя сделал?
— Опять в своих целишь, гадина ползучая, — покачал рогатой головой Хастур.
— Ох, прости, пожалуйста, я забылся, — принялся извиняться Азирафель, но