первом этаже в двенадцать часов ночи. Валентина сама умоляла Аллана, чтобы, если уж ему приспичило уйти ночью, то он позвонил бы ей, она спустится и закроет за ним дверь, ну нельзя же здание ночью оставлять открытым, типа заходи все, кто хочет и бери все, что понравилось. Аллан, надо отдать ему должное, действительно будил Валентину всякий раз, когда уходил (обычно в час или половину второго ночи). Но, проиграв все и вернувшись назад часов в пять утра, он опять звонил ей, чтобы она открыла входную дверь и он мог пройти в свою квартиру. Регулярные побудки по два раза за ночь совсем доконали Валентину, лицо ее пожелтело, глаза ввалились, днем она часто ходила как зомби.

Аллан же мог за ночь проиграть несколько сот долларов в блэк-джек и все ему было как с гуся вода, а отсыпался он, придя домой из казино и до самого начала рабочего дня. На расспросы Тони и Джозефа он отвечал, что он не такой дурак, чтобы думать, что есть какая-то система выигрыша в рулетку, поэтому он и играет в блэк-джек, где все зависит от мастерства. На вопрос Джозефа о том, почему же он при таком мастерстве постоянно проигрывает, он честно ответил, что часто он сначала выигрывает, но не может остановиться на умеренном выигрыше, хочет дойти до определенной суммы, а кончает тем, что спускает весь выигрыш да еще и свои деньги к этому прикладывает. Вот вчера он был в чистом выигрыше триста пятьдесят долларов, но хотел довести до пятисот, а кончилось проигрышем двухсот тридцати долларов, хорошо еще, что у него при себе больше не было. Один раз он выигрывал больше семисот долларов, хотел довести до тысячи, но проиграл весь свой выигрыш и еще триста долларов. А когда у Аллана было совсем плохо с деньгами, он вместо блэк-джека играл в игральных автоматах, но тоже всегда проигрывал.

Однажды Аллан съел на кухне подряд шесть полных мисок жареного риса. Лора потихоньку сказала Валентине, что у нее был двоюродный брат, которого после марихуаны вот так же на жрачку пробивало, пускай Валентина смотрит, как бы этот наркоша не подвел ее под монастырь. Аллан ведь теперь не только ее работник, но и ее квартирант, кто знает, что полиция найдет в его квартире? Валентина впечатлилась, стала еще больше следить за Алланом, пришла к выводу, что он курит марихуану где-то на открытом воздухе, потому что ни в ресторане, ни на пятом этаже она никакого запаха не слышала. Ну и что она могла сделать? Сама провести у него на квартире обыск и лишиться одного из двух хибачи-поваров?

У Аллана, как выяснилось, был слабый мочевой пузырь. Часто, находясь на кухне, он боялся не добежать до туалета, который находился на противоположном конце первого этажа, недалеко от входа. В таких случаях он в коридоре мочился в разовый стаканчик, а потом выбрасывал стаканчик с мочой на кухне в урну. Николас, узнав об этом, сказал, что если Аллан (неважно, со стаканчиком или без стаканчика) еще раз зайдет на посудомойку, то он переломает Аллану все кости. А чтобы до Аллана дошло лучше, Николас заехал ему под дых так, что Аллан пришел в себя только минут через пять и навсегда зарекся заходить на посудомойку.

Но был вопрос, на который Владимир, при всем его попустительстве Аллану, закрыть глаза никак не мог. Как я уже говорил, всем сотрудникам "Комо" было запрещено бесплатно пить кока-колу и другие напитки, а есть все они, кроме кухонного шефа, могли только белый вареный рис два раза в день и суп мисо раз в день. На кока-колу и спрайт, которые Аллан пил галлонами, Владимир, скрепя сердце, еще смотрел сквозь пальцы, но мог ли он терпеть, что Аллан два-три раза в день готовит себе жратву из самых дорогих продуктов? Владимир поймал Аллана, когда тот приготовил себе тройную порцию лосося с двойной порцией жареного риса с грибами и поллитровой кружкой спрайта, убедительно попросил Аллана больше так не делать. На следующий день это был не лосось, а самый лучший стейк с двойной порцией жареной картошки с грибами и все та же поллитровая кружка, но уже с кока-колой.

Владимир позвал на кухню старшего суши-повара и попросил его перевести своему соотечественнику и дальнему родственнику, кухонному повару Уану, что Уан не должен позволять никому, кроме себя, Владимира и Валентины, готовить себе еду на кухне, а если кто-нибудь, например Аллан, попытается это сделать, то сказать ему, что Владимир это запретил. Всем, кроме Уана, разрешается есть только белый рис и мисо, любая другая еда - нелегальная. На следующий день, когда Аллан опять достал из холодильника лосося и хотел взять сковороду, бедный дисциплинированный Уан замахал руками, пытался что-то объяснить, но передумал и побежал в суши-бар за родственником. Старший суши-повар пришел на кухню, повторил сверхценному Аллану все, что вчера сказал Владимир, а когда Аллан никак не отреагировал, вырвал у него из рук сковороду и навешал ему с десяток хороших, полноценных оплеух, и слева, и справа, следя только чтобы, не дай бог, не ударить мудака кулаком, а то потом хлопот не оберешься.

У Аллана хватило наглости вызвать полицию, по телефону он сказал, что его избили и ему угрожали ножом. На вызов приехала Дороти, блондинистая бодибилдерша с кукольным лицом. Николас, услышав, что полиция уже здесь, вышел из посудомойки, подмигнув по дороге Валентине и старшему суши-повару, подошел к столику, за которым сидела Дороти, и сказал, что он как раз был на кухне, когда все это произошло, вот его удостоверение личности, он будет рад объяснить офицеру, как все было на самом деле. И Николас объяснил, что никакого ножа не было и никто Аллана не избивал. Когда старший суши-повар очень вежливо попросил Аллана прекратить готовить для себя пищу, потому что хозяин запретил это делать, Аллан обматерил его и бросился на него с кулаками, а тот только оттолкнул его и сразу ушел сказать Валентине об инциденте. Старший суши-повар подтвердил, что Николас так хорошо все рассказал, что ему и добавить к этому нечего. Дороти сказала, что, похоже, все ясно и вернула Николасу его удостоверение. Николас сказал: "Спасибо, офицер. Вы извините меня, мадам, если я не в свое дело лезу, но я вот предъявил вам свое удостоверение, а Аллан - нет, а знаете почему? Потому что он нелегальный иммигрант, скрыл это от хозяев, втерся к ним в доверие, заморочил им голову, что