— Сынок, ты что же, обвиняешь меня в покушении? — искренне оскорбилась мать.

— В покушении? Нет, ни в коем случае. — отмахнулся я. — В том что вы знали, что угроза владениям Петра может побудить его или его сторонников к самым вредным и необдуманным шагам — да. Провокация, покушение и приобретение Ангелиной статуса княгини — все это звенья одной цепи.

— Или просто цепь случайностей, что привела к подобным последствиям. — поджав губы ответила Екатерина. — Ты не думал о том, что подстава и даже взрыв, могут никак не быть связаны с наследством твоей фаворитки?

— Конечно думал. Я рассматривал множество вариантов. Но когда совпадения случаются на столько часто и совершенно точно несут связанный характер. — я покачал головой. — Если что-то выглядит как утка, крякает как утка и ходит как утка — то скорее всего перед тобой именно утка.

— Я видела документы, подготовленные Багратионом-младшим, и могу с уверенностью сказать, что ни мне, ни моим сторонникам подобное совершенно точно не на руку. — заявила императрица-мать. — Никому из них нет резона наносить тебе увечья, не говоря уж об убийстве. Больше того, я уверена, что и брат тут не при чем.

— Он потеряет гигантский куш, все наследие Меньшиковых. — заметил я.

— Иногда он может быть вспыльчив и жесток. Особенно если кто-то нарушает его планы, но он совершенно точно не идиот. — улыбнулась Екатерина. — Он прекрасно понимает, что от того будешь ты жить или нет, зависит судьба всей страны, не только его рода. Хотя ссора с Марией… понимаю, она иногда может быть несносной. Я никогда не воспринимала ее всерьез, да и двор не был к ней милостив. И все же — она своя.

— Это я прекрасно понимаю. Но вчера она заявила, что в первую очередь великая княжна Морозова, а уже потом — моя супруга. — усмехнувшись сказал я, заставив Екатерину нахмуриться. — И что-то мне подсказывает что такое проявление характера было неспроста. Уверен, дальше станет только веселей.

— Тяжела шапка Мономаха. — слабо улыбнулась императрица. — Вы сразу знали, что ваш брак исключительно династический. Он прекратил войну, и разрывать его через месяц после объявления перемирия, извини, но на это никто не пойдет. Хочешь — можете спать в разных спальнях. Если понадобится — даже в разных домах или городах. Но брак должен быть подтвержден, а в идеале, она должна забеременеть.

— В мире, в котором существуют такие как Кац и те кто его наняли? — в лоб спросил я. — Ты же знаешь, чем он занимался и чем по его приказу и запросам занимались другие? В других обстоятельствах я бы потребовал его казни.

— В других обстоятельствах, сынок, он бы никогда не получил права на подобные исследования или сгнил бы в тюрьме… но нам нужна информация об измененных. Пусть даже это и кажется совершенно бесчеловечным. — покачала головой Екатерина.

— Что конкретно он искал? — спросил я.

— Вероятность изменения под воздействием резонанса, при которых одарённый может получить специфический дар. — попробовала уклониться от ответа Екатерина, но не сумела выдержать мой настойчивый взгляд. Судя по бумагам, он пытался понять, можно ли создавать ментатов целенаправленно.

— Создавать? — теперь уже настала мне пора нахмурится. — И каковы его успехи? Чего он добился?

— Мало, к сожалению слишком мало. Но потенциально оно того стоит. Всех этих зверств и человеческих жертв, все рано — стоит. — вздохнув проговорила Екатерина. — Если удастся контролировать этот процесс, наше государство разом станет сильнейшим в мире и сумеет сопротивляться любому врагу. Не говоря уже о том, что мы сможем не беспокоиться из-за заговоров и нападений.

— И как это связано с экспериментами над эмбрионами? Даже если появится минимальный успех, до того, как ребенок вырастет и сможет быть полезен, пройдет минимум двенадцать лет, а скорее пятнадцать — шестнадцать. — заметил я. — Смысл сейчас форсировать подобные опыты?

— Все совсем не так просто, как ты думаешь. — улыбнулась Екатерина. — И кроме ментатов, чувствующих ложь, есть множество уникальных проявлений резонанса. Кто-то может воодушевлять или очаровывать голосом. Другие — укреплять тело. Путь конструктов — самый распространенный, потому как наиболее изученный. Ничего больше.

— Хочешь сказать, матушка, что он достиг определенных успехов? — удивленно спросил я. — На этом этапе?

— Не столько он, сколько всё наше сообщество в целом. — уклончиво сказала Екатерина. — Мы многого добились, хоть и дорогой ценой. И я рада что сумели в этом обвинить именно орден.

— Правда все равно вылезет наружу. — покачал я головой. — Такое невозможно хранить в тайне вечно, особенно если придется показать результаты общественности. Сколько аристократов уже в курсе или подозревают правду? Сколько среди них яро верующих православных?

— Я понимаю, о чем ты говоришь. Скорее всего церковь уже в курсе, и давно. Но я говорила с Филаретом, и пока что он не хочет мутить воду. Тем более после недавнего разгрома медицины от Асклепия. — ответила императрица. — Сейчас во многих церквях создали приюты утешения, для больных и немощных. Это стало очередным мощным толчком для укрепления православия в стране.

— Ну хоть что-то полезное они делают. — недовольно пробормотал я.

Честно скажем, патриарх вызывал у меня скорее негативные эмоции. Его позиция по ордену, попытки контролировать меня и моих людей, использование всех доступных средств для усиления церкви… не удивлюсь если после окончательной победы над орденцами в стране он примется за аристократию. И не смотри что мы используем «божественную» энергию и материю.

— Русь православная, слышал такое? — улыбнулась покровительственно Екатерина. — Нам может это не нравится, но единой страной мы стали во многом именно из-за нее, единой веры и благословления царя на престол. Богоизбранный. И тебе тоже предстоит пройти через процедуру помазания.

— Зависеть от церкви, которая вырвалась на свободу и стала самостоятельной… не слишком приятно. Мягко скажем. — недовольно поморщился я. — А что, если они захотят большего чем просто помазание? Влезут в политику и экономику?

— Они в ней с самого появления. Церковь и политика неразделимы. Не говоря уже о торговле, не облагаемой налогом. Но если тебе это не нравится,