Время, когда человек остаётся наедине с собой, являет самые откровенные моменты его существования. Тогда не нужно таить мыслей и эмоций, не нужно искать оправдания и виновных, никто не осудит. И Голицын в такие моменты опять вспоминал свой путь к власти, своё правление, конец которого выпал на тяжелейшее время в стране, опять искал пути решения, просчитывал и анализировал, приходил к новым выводам и всё к тем же. Потом прогонял эти думы и начинал размышлять как жить дальше, что ещё нужно достать или изготовить. Понимал он прекрасно, что жить всё время тут в затворничестве глупо и нужно находить контакт с людьми, но отсутствие сведений об эпидемии отодвигало это на потом.

Огонь в камине стал угасать, Голицын вылез из ванны, взял полено и кинул его в камин, искры тут же поднялись верх и вылетели в трубу, спустя какое-то время огонь охватил полено, комната наполнилась красновато-жёлтыми отсветами, полено затрещало и от камина повеяло теплом. Голицын сидел на краю ванны, сейчас он чувствовал себя спокойно и уютно, такого ощущения не было давно, да что там давно, с юности, с того времени как вредный подростковой период наглухо закрыл дверь в детство и вся та сказка, которая была тогда осталась там, за дверью. Тогда и пропало это чувство уюта, а пришло стремление, осознание того, что мир другой грубый, жестокий, сложный. И чтобы жить в нём нужно бороться. И вот борьба стала его жизнью, жизнью, где не было место человеческим слабостям, полноценному отдыху, дурачеству. А теперь всё то что было оказалось прошлым, а настоящее вернуло его в те самые эмоции из детства. И это было здесь, в изоляции от мира, от проблем, которые надумывает себе общество, от интриг и конфликтов. Здесь он был счастлив, в этом деревянном доме, с этими заботами, в окружении семьи. Тогда что же была вся его предыдущая жизнь? Гонка за властью? За благами цивилизации? Желание потешить своё эго? А может быть стремление построить новый мир по своим шаблонам? Тоски по прошлому и упущенным возможностям не было. Наверное, такая старость очень даже была кстати после той дороги, которую он прошёл. И, видимо, так думал и Молотов, построивший себе дом вдали от людей. Интересно как он там? Наверное, ему было трудно принять решение остаться, хотя и понимал необходимость этого. И понимал, что уже не получиться встретить старость как хотел, поэтому и отдал этот дом. Как много кардинально поменялось за этот промежуток.

В ванну уже он ложиться не стал, вытерся полотенцем и вышел. В доме все уже спали. Он подошёл к окну. Темно, только дождь стучит по окнам. Грустно и уютно, но это для него. А остальные? Ведь им не надоел тот мир, в котором у всех были дела и друзья, блага цивилизации и комфорт. И им нужны люди, нужно общение, нужен социум. А он эгоистично запирал их от мира, в большей степени из соображений защиты, но это не оправдывало затворничество и изоляцию. Ведь нужны не только медикаменты, одежда и обувь, нужно ещё и общение, и развитие, и внукам нужно будущее, семьи и дети. Он выпил воды. Да, нужно искать людей.

Время до снегов и морозов тянулось долго, все детали плана уже были проверены много раз, отточены по максимуму. Все ждали начало зимы. В конце ноября пошёл снег, мороз начал сковывать реку — настало время их импровизированной экспедиции. Было решено, что Ратимир останется, а в первую экспедицию пойдут Голицын с сыном. По их расчётам до ближайшей деревни идти примерно день, так что продуктов взяли с запасом на три дня.

Укутав лицо от снега и ветра, Голицын первым запрягся в сани и потянул их. Степан двигался следом. Ружьё решили не брать, ограничившись ножами и арбалетом. И то больше для собственного успокоения. Идти было непривычно, но не особо трудно, снег ещё не был глубоким и мокрым, так что сани тащились легко. Первый раз остановились через три часа ходьбы, чтобы свериться с картой и выпить чай из термоса.

— Сын, ты смотри по сторонам, чтобы не пропустили ориентиры и не сбились с дороги, а то метель начинается, я могу не заметить.

— Я старался проложить маршрут так, чтобы в основном по прямой до изгиба реки, а там по берегу. Ты только берег не прозевай, а то придётся искупаться и домой вернуться.

Голицын усмехнулся, и они опять двинулись в путь. Берег реки он увидел даже через снег. Склоны на той стороне поросли деревьями, а с их стороны не было даже кустарника, видимо не особо почва была благосклонная к растениям. Близко к берегу подходить не стали, повернув двинулись дальше. Идти тут был легче, кустарник был мелкий, веток на пути не было, местами только снег сдувало и приходилось огибать проплешины.

Усталости тело ещё не чувствовало, да и есть пока не хотелось. Шли, опустив низко головы, ветер теперь дул в лицо, к тому же не было деревьев, защищающих от него. А метель всё усиливалась, мелкие снежинки норовили попасть в глаза и нос, больно били по открытым участкам кожи на лице. Смотреть вперёд было уже труднее, ориентировались только по береговой линии. А снег всё усиливался; мелкий, сухой, как манна. Идти по нему было ещё легко, но видеть куда идёшь было уже трудно. Впереди видно было метров пятьдесят, не более. Наверное, остановиться и переждать метель было правильным решением, но Голицын хотел добраться до селения, и заночевать там. Шаг за шагом они двигались вперёд, пока ещё было светло и виден был берег реки.

Дойти за светло до селения так и не получилось, из-за метели темнеть стало раньше, берег реки стал терять свои очертания, а иных ориентиров видно не было. Было решено сделать привал тут. Ветер не утихал, поэтому решили устроить привал около деревьев. Сцепив сани боком, они верёвками привязали их дереву, после чего поставили сверху палатку и забрались внутрь. Короб для костра оказался очень удобным, вспыхнувшие дрова сразу же сделали пространство палатки уютным. От их жара оно нагрелось довольно быстро и озноб, накопившийся за дневное путешествие, стал отступать. Снаружи метель всё ещё продолжала завывать, полог палатки то и дело колыхался под порывами ветра. Немного согревшись, решили поужинать копчёной уткой и ложиться отдыхать. Подкинув в