Мы жили впятером: мама и четыре дочери. «Мой кордебалет» – так называла нас мама.

В ФЭКСе занимались работающие студенты, но работали они в основном днем, а я по вечерам. И мне приходилось изворачиваться. Спасал меня в таких случаях наш комендант Дима Фищев.

Однажды меня вызвали руководители мастерской. Я шла и чувствовала – надо мной нависла черная туча. И не ошиблась, Трауберг встретил меня сурово:

– Итак, вы опять пропустили два занятия – операторское мастерство и мою лекцию. Мы вас предупреждали. Надо выбирать – или ФЭКС, или эстрада. И потом – за учебу вы не платите. Прозодежды[10] до сих пор не приобрели. Вас, вероятно, ФЭКС не интересует. Нам лучше расстаться сегодня же.

Трауберг был, несомненно, прав. Я стояла и чувствовала, как сердце медленно ползет куда-то вниз. Но тут неожиданно вмешался Козинцев:

– Вы действительно не можете бросить эстраду? – спросил он.

Я помотала головой.

– Надеюсь, зарабатываете вы прилично?

Я кивнула.

– Так почему же вы принципиально носите свой цирковой костюм и не покупаете прозодежду?

– Мама не дает мне денег. Ни на костюм, ни на оплату занятий. Она не сторонник моей будущей профессии. Она надеется, что меня в конце концов выгонят из ФЭКСа, – едва слышно ответила я.

– Значит, вы пришли к нам вопреки воле родителей?

– У меня только мама…

– Вы остаетесь, – решил Григорий Михайлович, не глядя на изумленного Трауберга. – Прозодежду вам даст Фищев, а за учебу можете не платить. Но постарайтесь по возможности не пропускать лекций Леонида Захаровича.

Прошло два месяца моей учебы в ФЭКСе. На уроках Козинцева я все это время просидела в углу на скамеечке. Каждый день он по очереди вызывал всех студентов, а меня будто не замечал. Но вот в начале занятия Козинцев объявил:

– Сегодня каждый из вас будет демонстрировать ловкого иллюзиониста. Без реквизита. Мне хочется проверить, как работает ваша фантазия.

И тут началось… Выйдя на середину зала, все страшно смущались и принимались отчаянно размахивать руками. А руки делались чужими, не слушались, ноги подгибались…

Каждый этюд продолжался десять минут. Я поражалась выдержке педагога и очень жалела всех этих «иллюзионистов».

И вдруг Козинцев назвал мою фамилию. От неожиданности я даже не сразу поняла, что это меня вызывают. Я встала и вопросительно посмотрела на него. Козинцев свистнул, и этот свист был для меня тем же сигналом начинать, что «Ап!» в цирке. Бэм ударил по клавишам. Я, воображая себя во фраке и цилиндре, пошла на середину зала. Остановившись, сняла с себя несуществующий цилиндр, элегантно поклонилась, отведя руку с цилиндром в сторону, а другой рукой резким движением как бы поймала что-то. Потом бросила невидимый предмет в цилиндр, сделала над ним пасс, опрокинула цилиндр и подхватила воображаемые перчатки. Надев цилиндр и перчатки, я поклонилась публике, повернулась и ушла. Мой этюд продолжался десять секунд. Раздался свисток. Урок кончился, но все сидели и как-то странно смотрели на меня.

Следующим был урок Трауберга, а мне, как нарочно, опять необходимо исчезнуть!

Что делать? Я подошла к Фищеву, заранее просительно сложив руки. Дима сразу все понял и тихо сказал:

– Бегите. Я что-нибудь придумаю в ваше оправдание.

Я сразу ушла, стараясь никому не попасться на глаза.

На другой день во время переклички Фищев громко сказал:

– Жеймо! Выйти из строя! Два шага вперед!

Покраснев, я вышла из строя. Неужели меня после вчерашнего слишком короткого этюда, да еще за тайный побег с лекции Трауберга, решили все-таки выгнать? Мама-то, конечно, будет ликовать…

– Жеймо, смирно! Поворот напра-во! Шагом марш!

Я зашагала, но, дойдя до двери, остановилась. За этой дверью занимались старшекурсники. А выход был с противоположной стороны. Я молча стояла, уткнувшись в дверь носом. Дима подошел ко мне.

– Вы почему стоите?

– Вы ошиблись дверью, – упавшим голосом сказала я.

Дима широко улыбнулся и распахнул дверь. В зале занимались фехтованием старшекурсники.

– Прошу садиться, – приветливо встретил меня педагог Эрнест Иванович Лусталло. – Ви когда-нибудь фехтоваль?

– Никогда.

– Я думаль, что в цирк этому вас училь. Ну нитшего. Ми вас и боксу научим тоже. Да.

Во время перерыва я подошла к Диме.

– Что случилось? Почему меня перевели в старшую группу?

– Благодарите Козинцева.

– Странно… Ну, допустим, по спортивным предметам я догоню. Надеюсь. А вот предмет Трауберга…

– Не волнуйтесь, девушки дадут вам переписать конспекты. Пока перепишете, все и запомните. У вас, циркачей, это быстро делается.

Через несколько дней на уроке современного танца меня пригласил сам Арнольд, наш преподаватель. Он хотел показать, как можно танцевать даже при очень большой разнице в росте. Дело в том, что на его уроках я обычно сидела – мальчики меня просто игнорировали. И вот я танцую с ним и нахожусь на седьмом небе… Усадив меня, Арнольд сказал:

– Надеюсь, все теперь убедились, что, если хорошо танцуют, рост ни при чем.

Лед тронулся. Я больше никогда не сидела у стены.

В тот день во время перерыва вошел Фищев и крикнул:

– Жеймо! В раздевалку! Быстро!

«Наверное, Трауберг хочет меня все-таки выгнать», – подумала я. (Никогда в своей жизни я столько не нервничала, сколько здесь за два месяца.) Но в раздевалке Дима, улыбаясь, подал мне большой пакет.

– Это обещанная прозодежда, – сказал он. – Переодевайтесь и быстрее в зал, после перерыва – акробатика.

Быстро переодевшись, я вернулась в зал. Все встали в строй. Вошел Цереп, преподаватель акробатики. Он был из цирка.

Увидев меня в строю последней, Цереп сказал:

– Вам не следует стоять с девушками. Вам нужно находиться в строю с мужчинами.

Он был прав. Через несколько дней я делала все, что на акробатике делали мужчины. Правда, они крутили каскады через препятствие, а я выполняла просто сам каскад. Но вот Цереп встал и крикнул:

– Каскад через меня!

Мальчики стали прыгать, и я тоже, недолго думая, разбежалась, полетела каскадом через него и вернулась в строй. Он подошел ко мне.

– Если так пойдет дальше, вы будете, пожалуй, крутить двойное сальто быстрее всех.

Действительно, двойное сальто я крутила. Конечно, на лонже и с фуса, то есть отталкиваясь от чьих-нибудь сложенных скамейкой рук.

Однажды ни Цереп, ни Жорж, который иногда его заменял, не пришли на репетицию. У нас был свободный урок. Мальчики, чтобы не терять напрасно времени, занимались.

В зал вошел администратор и крикнул:

– Смирно!

Все построились. Появилась какая-то незнакомая барышня в модном платье и уселась в кресло.

– Урок продолжается! – строго объявил администратор.

Встав около мата, он принялся сам вести