Шрифт:
Закладка:
Это прошение героя было так же удовлетворено — оклада сотника для него не нашлось, но он был поверстан в равноценный оклад атамана.
Дежнёв вернулся в Якутск, снова женился на якутке, Кантеминке Архиповой, родил сына, отправлялся на далекие службы. В приказной избе Якутска сохранилось слезное прошение жены, направленное в 1668 году, о разрешении поехать к мужу к месту его службы на далекую северную реку Оленёк, где он вновь мирил враждующие роды эвенковтунгусов. В 1670 году заслуженного атамана снова отправили в Москву с казной, Пропутешествовав почти два года, он явился в первопрестольную. О его высоком авторитете говорит тот факт, что хотя на пути воеводы несколько раз отмечали порчу части доставляемого товара, никто не подумал даже предъявлять уважаемому человеку обвинений и упреков — его слова об обстоятельствах непреодолимой силы на долгом и трудном пути никто и не думал ставить под сомнение. Видимо, после прибытия в Москву немолодой уже, израненный множество раз воин заболел — он и скончался в столице в начале 1673 года.
Русская история успеха
Посмертная слава С. Дежнёва началась с призванного к участию во Второй Камчатской Экспедиции, одного из первых историков Сибири Герхарда Фридриха Миллера. Этого историка, с тяжелой руки невзлюбившего его М. Ломоносова, у нас представляют высокомерным немцем, «норманнистом», едва не русофобом. Но нет ничего более несправедливого, чем этот образ. Это был влюбленный в русскую историю архивист — он отыскивал, сохранял и публиковал источники по русской истории, какие только мог. Получив на сохранение «Историю» В. Татищева, на которой базируется большая часть наших антинорманнистских гипотез, Миллер её опубликовал. Он открыл и знаменитую сибирскую летопись Семёна Ремезова. Работая в якутских архивах, Миллер нашел отписки и челобитные Дежнёва, откуда следовало, что русский мореход исследовал пролив между Азией и Америкой задолго до «немца» В. Беринга и приложил все усилия к тому, чтобы этот русский приоритет стал широко известен. Такова была последняя удача Семена Дежнёва — он размашистым шагом вошел во всемирную историю и географию. В 1898 году так отважно пройденный им «Большой Каменный Нос» указом императора Николая II получил имя первооткрывателя.
В современной историографии встречается утверждение, что, в известном смысле, Семён Дежнёв — историческая случайность. Мол, не один казак так другой рано или поздно прошел бы тем же маршрутом. Это мнение категорически неверно. Подвиг Дежнёва это как раз хрестоматийный пример роли личности в истории. Да, его поход был предопределен от самого основания Русского государства как великой речной империи, которая в силу своих геополитических и цивилизационных особенностей не могла не простереться до Лены, Колымы и Анадыря. Весь подвиг родины Дежнёва и его соратников, Русского Севера, предназначал этих людей к тому, чтобы решиться пойти к своему Эльдорадо — «Погыче» — морем, как прежде ходили морем в Мангазею. Поиск всё новых и новых необъясаченных земель и племен толкал русских служилых и промысловых людей всё дальше на Восток, и, едва прослышав о новой реке — Анадырь, они начали искать туда путь. И, в этом смысле, Семён Дежнёв был лишь одним из многих.
А вот дальше начинаются индивидуальные «но…». Дежнёв всей силой своей воли стремился на «новую реку» и упорно боролся с противодействовавшим конкурентом Анкудиновым. Он не повернул перед «Большим Каменем» как Стадухин, не поверил, что конец его не ведом. Дежнёв решился поплыть вдоль него и оказался достаточно упорен и осторожен, чтобы доплыть. Он проявил больше разумности, способностей к выживанию и силы воли, чем Федот Попов и потому остался в живых, основал свою Анадырскую колонию и сумел донести рассказ о своих путешествиях до потомков. В конечном счете, Дежнёву помогли его собственные расторопность и удача. Не будь благоприятной ледовой обстановки 1648 года — могло бы ничего и не получиться. Не отправься он в свой путь именно в этом году — и необходимость в долгом морском ходе на Анадырь отпала бы, так как год спустя разведан был простой ход от Анюя и через горы. Поскольку ни у кого, включая Дежнёва, не было самоцели совершать географические открытия, — искали лишь удобный путь к новой прибыльной реке, то вся слава мореплавателя досталась бы в одиночку Витусу Берингу.
Но все удачи и личные подвиги и достижения сошлись в одно время, в одном месте, в одном человеке и Семён Дежнёв из локальной истории колонизационного освоения русскими своего Северо-Востока шагнул во всемирную историю Великих Географических Открытий, с тем, чтобы остаться в ней навсегда.
Приложение
Клевета на Семёна Дежнёва
Об исследовательской неряшливости в книге Алексея Иванова и Юлии Зайцевой «Дебри»
Писатель Алексей Иванов широко известен не только как автор исторических и «современных» романов, но и как документалист, умеющий ярко и увлекательно рассказать об истории Урала. Такие книги как «Хребет России», «Горнозаводская цивилизация», повествование о пугачёвском бунте, были приняты читателями с интересом и читались с увлечением, даже если многое смущало — например, колючая неприязнь автора к государству Российскому и стремление выпячивать регионализм в ущерб единству страны и нации.
Но если учесть скудость нашу на писателей, которые рассказывают о нашей истории хоть что-то интересное и познавательное, а не только льют унылую мутную воду, то всё это можно было считать малозначимыми недостатками. До тех пор, пока Иванов от родного Урала не переключился на соседнюю, но всё-таки не родную Сибирь.
Двухтомный роман «Тобол» показался большинству критиков самых разных направлений растянутым и нудным. Фильм и сериал по роману вышли неоднозначными — в них есть и удачи, и чудовищные провалы, в частности невероятное огрубление образа ведущего сибирского интеллектуала, жившего на рубеже XVII–XVIII веков, Семена Лукьяновича Ремизова. А вот, что точно не удалось, так это книга «Дебри»[11].
Издание задумано как популярно-историческое приложение к «Тоболу», рассказывающее об истории русской Сибири до петровских времён, когда происходит действие романа, включительно. Книга написана совместно Алексеем Ивановым и Юлией Зайцевой (вклад соавторов на ощупь оценить не удаётся).
Проблемы начинаются уже с обложки, на которой написано: «Россия в Сибири». Такое, порой довольно навязчивое, представление России и Сибири как двух самостоятельных субъектов регулярно всплывает на протяжении всей книги, причём ради этой конструкции особости,
